Пламя и шелк - Петра Шир

– Она забеременела, значит, это не было изнасилованием, – возразил Аверданк. – Женщина только тогда может забеременеть, когда она получает удовольствие от полового акта.

Герлах вздохнул и покачал головой.

– Да, так говорят, но подумайте сами, есть ли в этом утверждении хоть капелька правды. – Он снова повернулся к отчаявшейся молодой женщине. – Вы не хотите назвать имя мужчины, так как боитесь, что он или его семья отомстят вам. – Тынен посмотрел на Аверданка. – Все это выглядит так, будто кто-то хочет скрыть свое злодеяние. – Он продолжил, обращаясь к Веронике. – Брак с Хаффемайстером – как это произошло? – Видя, что она не реагирует, а только молча изучает пол, он громко вздохнул. – С вами таким образом расплатились, верно? Подходящий муж и отец для вашего ребенка. Позвольте мне угадать: он намного старше вас и у него нет наследников. Скорее всего, он бесплоден. Это не первый раз, когда кто-то покупает беременную невесту. – Вздыхая, он изучал бледное лицо Вероники. – Ваш отец знает реальное положение вещей?

Она отрицательно покачала головой.

– Сейчас же выкладывайте, кто заставил вас сделать это, – резко вмешался Аверданк. – Негодяй должен предстать перед судом.

– Прекратите! – Герлах оттянул разозленного Аверданка в сторону. – Вы же видите, что это не имеет никакого смысла. Я уверен, что она ни в чем не признается, даже на допросе. Она защищает своего ребенка. – Когда Аверданк немного успокоился, он снова заговорил с Вероникой: – Подпишите тогда хотя бы документ, в котором вы отзываете свои обвинения против Лукаса. Без объяснений. Или вы хотите, чтобы Лукас Кученхайм был наказан за то, чего он не совершал?

– Я не знаю. – Вероника, совсем запутавшись, не могла оторвать глаза от пола. – Если они узнают, что я это сделала…

– Вы же уезжаете, не так ли? – перебил ее Герлах. – Вы действительно думаете, что эти люди будут следовать за вами по всему свету, чтобы привлечь к ответственности?

– Я не знаю. Я должна была поклясться, что выдвину обвинения против Кученхайма. Если бы я этого не сделала, может быть, я бы … – Она вздрогнула и снова заплакала.

Герлах сел на стул рядом с ней.

– Отзовите иск. Я взываю к вашей совести, Вероника. Лукас невиновен.

Всхлипывая, молодая женщина кивнула, а в следующий миг резко подняла голову, услышав, как открылась входная дверь и чьи-то шаги приближались к гостиной.

– Хаффемайстер, это вы? Ох, слава богу. – На ее лице появилось огромное облегчение, когда в гостиную вошел муж. Это был мужчина среднего роста, лет пятидесяти, в светлом парике, его камзол, выдававший принадлежность к купеческой гильдии, с трудом сходился на довольно-таки выдающемся животе.

– Что здесь происходит? – рявкнул он на обоих гостей. – Мой слуга оторвал меня от важного заседания, сообщив мне, что два мошенника угрожают моей жене. Что вы здесь ищете?

Разгневанный Аверданк взревел на всю комнату.

– Не смейте называть нас мошенниками, господин Хаффемайстер. Я – бургомистр города Райнбах, а это – уважаемый член городского совета.

– Мы здесь затем, чтобы потребовать от вашей супруги отзыва обвинения против Лукаса Кученхайма. Вас это тоже в определенной мере касается. – Герлах рассматривал купца, пытаясь понять, что он за человек. Что-то в выражении лица мужчины утверждало его в своем предположении, что тот взял в жены беременную женщину не из злых побуждений. – Чтобы когда-нибудь не всплыли слухи о том, что ребенок, которого носит под сердцем ваша супруга, не от вас, а плод изнасилования, в котором она обвинила Кученхайма. Вы же понимаете, что иск признают недействительным, а вы будете выставлены на посмешище.

– Черт побери. – Хаффемайстер ответил на взгляд Герлаха руганью. – Я должен был сразу понять, что это дело мне еще не раз аукнется.

– Не аукнется, если вы велите Веронике забрать жалобу. – Герлах, довольный ходом событий, встал со стула и подошел ко все еще рассерженному купцу. – А после этого мы немедленно уйдем и вы нас никогда больше не увидите.

Райнбах, 16 октября 1673 года

Погрузившись в размышления, Мадлен гладила рукой только что полученный отрез атласного шелка. Ей нравилось это чувство, возникавшее при соприкосновении кончиков пальцев с прохладной гладкой поверхностью шелковой ткани. Вряд ли было еще что-то, способное привести ее в бо`льший восторг, чем тот, который охватывал ее, когда она пробовала на ощупь новый шелк. И больше всего тогда, когда она уже точно знала, кому продать эту ткань. Однако великолепному светло-зеленому атласу не суждено было поднять ее настроение. Уже несколько недель девушку раздирали боль и отчаяние. Изо всех сил она старалась не показывать этого, однако понимала, что ей не удастся долго скрывать свои муки.

Зеленый шелк не предназначался для продажи. Это был подарок родителей. Мадлен собиралась заказать из него платье, в котором ей предстояло идти под венец. Портной Крухлер и его помощница уже сняли с нее все мерки и записали все ее представления и пожелания. Завтра Вильгельми должен будет отнести им в мастерскую шелк, подходящие нитки, тесьму, иглы и булавки.

Мать Мадлен была крайне возбуждена в преддверии свадебной церемонии и заразила своими радостными предвкушениями Янни и Марию. Все трое вместе не могли говорить ни о чем другом, кроме как о предстоящей свадьбе. Мадлен пыталась внести свою лепту в обсуждение цветов для букетов и меню праздничного стола, однако это давалось ей не слишком легко. А как еще могло быть, если она даже не знала, состоится ли свадьба. И, что еще хуже: если она не знала, хочет ли вообще, чтобы она состоялась. Невеста практически не выходила на улицу из страха встретить Лукаса, так как просто не знала, что ей делать.

Мадлен смотрела стеклянным взглядом вдаль, снова и снова поглаживая шелк. Она любила Петера фон Вердта и не сомневалась в этом. Только почему, она в тысячный раз задавалась этим вопросом, почему ей было мало этой любви? Почему у нее не получалось обуздать свои собственные мысли, все кружившие и кружившие вокруг Лукаса? Того самого Лукаса, который постоянно провоцировал ее и бросал ей вызов. И никогда – в этом она должна была согласиться с Петером – не сделал хоть что-то, чтобы убедить ее в том, что он ее достоин.

Вместе с тем – и здесь Мадлен также была вынуждена разделить мнение с Петером, – Лукас всегда стоял между ними. Она просто никогда не воспринимала этого всерьез, поскольку давно, очень давно была твердо убеждена: Петер фон Вердт и она созданы друг для друга. Сколько помнила себя Мадлен, их всегда связывала сильная любовь – как между братом и сестрой или лучшими друзьями. Но этого было недостаточно. Просто этого было мало. Она изо всех сил пыталась ответить на его страсть так, как следовало. Как следовало… эти слова эхом отозвались внутри нее.

– Если ты не остановишься, то протрешь дыру в шелке.

Голос отца мигом вырвал Мадлен из ее дум. Как будто обжегшись, она резко отдернула руку.

– Извините, отец, я не слышала, как вы вошли. Была где-то далеко в своих мыслях.