Тьма знает - Арнальдур Индридасон

– Наверное, вы знаете, откуда большая часть этой воды, – сказал Конрауд, смотря вверх по течению реки в сторону высокогорья и ледников, думая о злой насмешке судьбы. – С какого ледника течет эта река?

– Конечно, – ответил Лукас. – Знаю, что с Лаунгйёкютля.

– Возможно, это служило вам постоянным напоминанием?

– Да.

– Ведь по ночам вы слышали ее рокот.

57

Лукас смотрел вниз по течению реки туда, где она сворачивала в просторное ущелье под мостом, неутомимо спеша к морю.

– Вы хотите совершить какую-нибудь глупость как Бернхард?

Лукас посмотрел со скального выступа вперед и помотал головой.

– Не беспокойтесь об этом, – сказал он. – Я этой реки всегда до смерти боялся.

– Вы сказали, что ваш план пошел насмарку.

– Ничего из этого не случилось бы, если бы в один прекрасный день мы не встретили Сигюрвина в кино. Не помню, что за фильм там показывали. Помню только, что плохой. Мы Сигюрвина не видели с тех пор, как вместе были в скаутском отряде, и разговорились, и по какой-то причине разговор зашел о спирте, потому что я на торговых судах плавал. Я сказал, что, если он хочет, я могу достать ему водку. У меня были бутыли объемом с галлон, их один мой приятель контрабандой провез, – и одну-две из них я на следующий вечер завез Сигюрвину. Моя цена ему понравилась, и после этого я порой продавал ему эти галлоновые бутылки, если они у меня были, и мы с ним общались и лучше познакомились, и…

– Не припомню у него дома таких бутылок, – сказал Конрауд. Он продолжал искать, что же ускользнуло от него при том, первом расследовании. – И вообще чего-либо, что указывало бы на связь с контрабандистами. Ничегошеньки.

– Да, он вел себя осторожно. По-моему, он водку из этих галлоновых бутылок переливал в обычные. Когда-то он про это говорил.

– А что насчет наркотиков?

– Никто не знал, что мы знакомы с Сигюрвином, – казалось, Лукас спешил наконец рассказать все-все. – Он был единственный среди моих знакомых, у кого водились деньги. Я рассказал ему об этой идее Бернхарда. Насчет того, чтоб задействовать спасотряд. Сигюрвин подумал и сказал, что согласен. Его обуяла жадность. Денег много не бывает, говорил он. Мы сказали ему, что деньги, вложенные в наркотики, можно отбить в двадцатикратном размере. И это чистейшая правда. И что никто никогда не догадается, что он к тому причастен, а если догадается, то он будет все отрицать. И что мы не оставим следа, который можно возвести к нему. Мы с Бернхардом вызвались поехать за счет спасательного отряда в Амстердам. Раньше я ввозил наркотики по мелочи и знал, как с ними поступать. Все шло как по маслу, мы закупили вещества, подложили их в контейнер с товарами, который должны были отправить спасательному отряду в Исландии. Наркотики мы спрятали в двух подержанных снегоскутерах из Германии. Все шло просто отлично – но вдруг Сигюрвин струсил. Сначала он сказал, что не доверяет нам. Что мы его обманываем, что он не силах убедить себя, что это не так. А мы его не обманывали, только он все равно нам не верил. Сейчас мне кажется, что он просто хотел из всего этого устраниться. Свою прибыль он получил, и к тому же мы дали ему еще денег из-за его поведения, и в итоге вышла такая глупость, что мы захотели, чтоб он отдал часть денег назад. Но он об этом и слышать не хотел.

– Недавно мы узнали, что он прятал у себя дома большие суммы. Вы встречались с ним по этому вопросу?

– Они с Бернхардом встречались на Эскьюхлид.

– А до того они там встречались? – спросил Конрауд, вспомнив рассказ Ингвара о внедорожнике у цистерн.

– Да, один раз. Бернхард был автомехаником и часть своей прибыли вложил в лавку автозапчастей. Купил ее у какого-то мужика, потом собирался перепродать и открыть автомастерскую, и еще у него какие-то мечты были, покрупнее. На том контейнере мы много выручили. Мой брат был немного связан с этой средой и помогал нам распространять те наркотики. Он думал, что мы с Бернхардом провезли их одни. Про Сигюрвина я ему не рассказывал. Вышло так, что мы с Сигюрвином больше не могли разговаривать – сразу начиналось что-то невменяемое. Бернхард решил это уладить, встретился с Сигюрвином на Эскьюхлид и с трудом уломал его вместе поехать в лавку автозапчастей, где их ждал я. И мы должны были помириться. Но мы с Сигюрвином сразу начали ссориться. Сильно поскандалили. Он угрожал все про нас рассказать. Говорил насчет анонимного звонка в полицию. Сказал, что мы нипочем не докажем, что он соучастник. И это ведь было правдой! Мы сами так устроили, чтоб напрямую его с этим не связывать.

– Кто из вас двоих ударил его по голове?

Лукас не сразу ответил ему.

– Сейчас было бы проще всего свалить это на Бернхарда, – наконец проговорил он.

– Конечно, – ответил Конрауд. – Если это вам хоть как-то поможет.

– Я часто думал, надо ли говорить, что это был Бернхард, – на случай, если нас поймают. Спихнуть все на него и посмотреть, вынесут ли мне более мягкий приговор. И сейчас проще всего было бы сказать, что это был Бернхард, но я уже устал от бесконечного вранья. Его ударил я. Дважды.

– Чем?

– Какой-то ерундовиной, которую схватил у него со стола в лавке запчастей.

– Что это была за ерундовина?

– Монтировка. Сигюрвин собирался выходить. А я взорвался. Я… я не совсем был трезв, да и из этих наркотиков кое-что уже употребил, а еще был очень зол.

– И он сразу умер?

– Да. Это не должно было так быть. Я не хотел его убивать, хотел только остановить. Поверите ли вы мне – решайте сами. Это не должно было заходить так далеко.

– Нет, и все же ударов было два, – заметил Конрауд. – Причем очень сильных. Так что у вас явно было твердое намерение.

– Да, – сказал Лукас. – Я… я палку перегнул… Это… Я…

– А куда делась та монтировка?

– Я… Ее Бернхард куда-то убрал. Не знаю куда. Я его не спрашивал.

– С тех пор вы еще занимались контрабандой? – спросил Конрауд.

– Нет.

– А Хьяльталин? Вам было совсем наплевать на то, через что ему пришлось пройти?

– Не наплевать, но что нам оставалось делать? Мы не были под подозрением, мы скрывались. Не признавались, что это мы. Время шло. Расследование никогда не затрагивало нас. Вы двигались в каких-то совершенно других направлениях, и Хьяльталина так и не осудили. И дело повисло. До