Тьма знает - Арнальдур Индридасон

– Зачем вы отвезли его на ледник?

– Это Бернхард придумал. Он хотел спрятать труп, а на леднике как раз побывал неделю назад. Это было единственное место, которое пришло нам в голову. И хотя мы много в чем там напортачили, оно оказалось подходящим. На все эти годы. Мы понимали, что для того, чтоб Сигюрвина не нашли, нам придется забраться очень высоко на ледник. Это было два дня спустя, или около того, но тут разбушевалась непогода, так что пришлось срочно убираться оттуда, и мы сами потеряли то место, где положили его. Резко потемнело, потом налетел буран и… мы его хотели сбросить в глубокую расщелину, и если бы его нашли, то разбитую голову можно было бы объяснить этим, но…

– Вы взяли его ключи от машины?

– Мы хотели, чтоб все выглядело так, будто Сигюрвин сам потерялся или заблудился на леднике. Когда мы наконец вспомнили про его джип и собрались перегнать туда, то его уже нашли вы. В итоге Сигюрвин окончательно пропал. Если б мы успели перегнать его джип к леднику, то его исчезновению было бы какое-никакое объяснение. Мы знали, что если его машину найдут у ледника, то будут искать на нем, но полагали, что труп найти будет невозможно. Мы собирались так поставить этот джип. Это Бернхард придумал все устроить так, чтоб все думали, что Сигюрвин сам заблудился в горах и погиб. В трещину провалился. Бернхард часто участвовал в поисках пропавших при разных обстоятельствах и утверждал, что это верное дело.

Лукас пожал плечами, словно сдаваясь. Под ними текла река, и Конрауду показалось, что в ее тяжелом рокоте он ощущает мощь ледника. Полицейские медленно подошли еще ближе.

– А потом пошли все эти разговоры про глобальное потепление, про то, что все ледники в мире тают. На тот ледник стало приезжать больше людей, и мы поняли, что кто-нибудь непременно наткнется на Сигюрвина, вопрос только когда. И мы поехали туда, чтоб первыми найти его, но нам не удалось. Мы знали, что рано или поздно он найдется. Мы все время про это знали – и это ужасное чувство! Ждать, что он найдется… Порой это было невыносимо.

– Что вы сделали с ключами от машины?

– Выкинул. Съездил на свалку на Гювюнесе и забросил как можно дальше в мусор.

– Сотрудники спасательного отряда разыскивают человека, которого сами же и потеряли, – сказал Конрауд. – Только не для того, чтоб спасти его жизнь, а для того, чтоб спрятать получше. В этом ведь есть что-то нездоровое? Вы сами не видите?

– Я это вижу в каждом своем кошмарном сне, – сказал Лукас. – И у Бернхарда то же самое…

– Это вовсе не…

– Нам за это никогда не будет прощения, – сказал Лукас и посмотрел на Конрауда. – Это было очень трудно и с этого момента будет только хуже. По-моему, Бернхард это понял.

– Ах вы, бедняжки, – прошептал Конрауд, уставший сдерживать злость.

– Что вы сказали?

Слушая Лукаса, Конрауд уловил в его словах сожаление и раскаяние, смешанные с самооправданием, – но сочувствия к нему не испытал. Он вообще не испытывал к нему никаких чувств, не считая злости. Злости – из-за тех, кто умер по его вине. Злости – из-за тех, кому пришлось плохо. Злости – из-за того, что эти двое так и не явились с повинной и не рассказали всю правду. Злости – из-за того, что преступники затаились и попрятались по норам. Но в основном он был зол из-за того, что Хьяльталин все эти годы твердил, что невиновен, но как будто разговаривал со стеной. Чем дольше Лукас рассказывал, тем больше злился Конрауд. Он смотрел в бурлящую реку и понимал, что его чувства бурлят точно так же. Такого отвращения он не испытывал с тех самых пор, как давным-давно вышел в последний раз от своего отца. И вскоре эти чувства начали нашептывать ему, как легче всего выбить из седла Лукаса.

– А на Хьяльталина вам, значит, было наплевать? – сказал Конрауд, вставая, чтоб завершить разговор. – И на все, что вы ему сделали? Сигюрвин был уже мертв, его вы больше мучить не могли – а Хьяльталин из-за вас прошел сквозь самый настоящий ад. Вы вообще отдаете себе отчет, что ему пришлось вынести? Что вы ему устроили? Как поломали ему всю жизнь?! Как окончательно разбили ее?!

– Да, конечно, да, это… всегда… Да, мы переживали…

Лукас начал с трудом подниматься на ноги, но тут случилось что-то, чего Конрауд толком не успел заметить. Лукас так и недоговорил свою фразу и издал сдавленный крик. Он то ли поскользнулся на камне, то ли у него сорвалась рука. Все произошло молниеносно, и Конрауд увидел испуг в глазах Лукаса, когда тот упал и начал сползать вниз с уступа. Конрауд протянул ему руку, и Лукас ухватился за нее. Не успел Конрауд найти точку опоры, как его едва не утащило вниз вслед за Лукасом. А тот в отчаянии искал спасения, но, схватившись за руку Конрауда, понял, что этого недостаточно.

Конрауд увидел, когда именно он это понял. Увидел в его широко распахнутых глазах, когда именно ему стало ясно, что спасения нет. Что он ухватился за нечто непрочное. Тогда Лукас издал вопль человека, находящегося в смертельной опасности.

Он сорвался в реку. Поток тотчас подхватил его и понес вниз по течению, он гнул его и вертел во все стороны, подгонял вперед, выкидывал на поверхность и тотчас снова бросал на глубину. В мутных волнах Лукас ничего не видел, а ее ледниковый холод сковывал конечности, и когда он пытался кричать от ужаса, легкие заполняла вода. Его вынесло на поверхность, он стал откашливаться. А над ним возвышался скальный столб, стоящий посреди реки, и на фоне неба виднелась ель, наклонявшаяся к нему.

Его снова бросило на дно вниз головой, он ударился о камень, раскинул руки, уцепился было за выступ скалы под водой, но потерял хватку. Он шарил в темноте наугад как безумец, не понимая, находится ли он в бурлящем потоке вверх или вниз головой, – но вот его снова выкинуло на поверхность, он ухватился за камень, и ему удалось немного замедлить свое движение, а потом опора снова выскользнула у него из рук. Он порезался о камни и порвал кожу на пальцах, но снова ухватился за выступ и в этот раз смог там задержаться. Его бросило на шершавую скальную стену, над ним нависла ель – и он осознал, что его отнесло к