280 дней вокруг света: история одной мечты. Том 2 - Артемий Александрович Сурин
Шрифт:
Интервал:
Далитам запрещено практически все, кроме выполнения самой грязной работы — мытья унитазов, сбора мусора или мертвых животных с дороги. Заходить в храмы, дома и даже магазины — запрещено. Если хочешь что-то купить (когда посчастливилось заработать или найти копейку), нужно оставить деньги у входа в магазин и крикнуть продавцу, чтобы тот вынес кусок хлеба. А он, скорее всего, кинет его прямо на землю, как собаке, совершенно не церемонясь с таким покупателем. Идти по тротуарам, набирать воду из общего колодца, сидеть на лавочках — запрещено.
«Она пила нашу воду» — по-другому зазвучала фраза в моих ушах, и я начал понимать. Не имея возможности купить бутылку воды, девушка втихаря попыталась сделать пару глотков из Ганга, где я даже не рискнул купаться, а ее «застукали» и так жестоко избили. За глоток воды!
История, которую рассказывал старик, а еще больше его абсолютное при этом спокойствие — выводили меня из себя. Как такое может быть в современном мире? Я же не в лесу все-таки нахожусь, а в государстве! Куда смотрит закон?
Оказалось, что закон смотрит в правильную сторону и даже принимает меры — уже давно любое деление на касты на государственном уровне запретили. Но закон ушел далеко вперед от своего населения — в мегаполисах такого ужаса уже, может, и не встретишь, а вот в мелких городах, далеких от телевидения, политики и современной цивилизации, все до сих пор живет по своим традициям. И никому это не кажется ненормальным.
— А сами далиты почему молчат? Почему они до сих пор не побороли эту несправедливость? — недоумевал я.
— А они и не бороли, — так же спокойно ответил старик, — им с детства из поколения в поколение вдалбливают в голову, что они отбросы. У них это на подкорке записано, в генетическом коде.
У меня был еще примерно миллион возмущенных вопросов, но задавать их, кажется, не было смысла. И свою систему иногда трудно изменить, что уж лезть в чужую. Поэтому я решил уделить немного внимания девушке, чтобы хотя бы быть уверенным, что она уйдет отсюда целой.
Немного пообщавшись (выудив из нее чуть больше чем два слова) с помощью знавшего английский язык старика, я узнал, что она действительно почти ребенок — ей было всего шестнадцать, и она уже много лет (не смогла посчитать сколько) живет без родителей, потому что на их поселение в детстве совершили набег, и она просто потерялась. В индийских условиях сила фейсбука, как и телефона, полиции и прочих прелестей цивилизованного мира, не поможет — потерялся однажды, и больше никогда уже, скорее всего, не встретишь родню.
— Может, у тебя есть мужчина, муж? — слабо понадеялся я. — Он мог бы тебя защищать…
— Никто на мне не женится, — без тени грусти, а просто как факт произнесла девушка. — Я — как проказа, если быть со мной, автоматически переходишь в низшую касту. Есть только ребенок… — добавила она. — Шесть лет назад меня изнасиловал злой мужчина, и я забеременела. Сначала испугалась и долго плакала, зато теперь у меня есть сын. Может, он когда-нибудь и сможет меня защитить.
Это уже точно было за гранью — десятилетнюю девочку насилуют и просто бросают на улице, а полиция даже не думает вмешиваться в такие дела — проблемы далитов остаются проблемами далитов.
Я не хотел грузить девочку своим шоком и показывать, что ее жизнь вызывает столько страха и жалости, поэтому просто накупил в ближайшем магазине еды и лекарств первой необходимости, пожелал здоровья и быть осторожнее и с тяжелым сердцем поспешил в дорогу.
После прошлых двадцати четырех часов замирания сердца я понял, что больше на автобус в Индии не сяду — из Гувахати уже выбирал для передвижения поезда, и сразу же стало значительно быстрее добираться до нужных точек, а главное — безопаснее. Хотя это, конечно, с какой стороны посмотреть. Поезд в Индии — это тоже один сплошной квест: от многочасовых покупок билетов, где сколько ни старайся, лучше нашего плацкарта не выйдет, до самих поездок в общих вагонах, где людей, как селедок в бочке. Как внутри, так и снаружи — в окнах, на межвагонных площадках, на тоненьких перилах у входа. Задача-минимум — протиснуться хотя бы чуть дальше от открытой двери, чтобы половина тела не свисала с летящего на всех парах поезда. Задача-максимум — найти место, чтобы присесть. Хотя бы на пол, хотя бы на свой же рюкзак.
Чудом умостившись на кусочке грязного пола, я вспомнил, как Прабакер из «Шантарама» нанял на вокзале специального носильщика, который буквально ногами пробивал проход, высоко задирая колени и пиная ими окружающих, а увидев место, где могли бы поместиться двое, плашмя упал на него и вцепился в подлокотник. Человек семь пытались оторвать его от сиденья, дергая, таская за волосы и отвешивая пощечины, но он их будто не замечал. Такая работа — намертво держать место, пока «заказчик» не поспеет следом и не усядется. И все это за два доллара. «Не помешал бы мне сейчас такой», — подумал я. Но если сам смог найти кусочек пола и присесть — значит, Вселенная была ко мне более чем благосклонна.
И вот ты в индийской роскоши, а стоячие наблюдают за тобой с неподдельным интересом и завистью. А когда я по привычке уступал нагретое место девушке с ребенком или пожилому — на меня смотрели как на душевнобольного.
«Такие правила тут не действуют, великан, — так и читалось в их взглядах. — Оставь свою вежливость мамочке. Тут — суровая Индия».
Но мне было все равно — хотелось оставаться человеком и мужчиной, независимо от условий.
Окружающие индусы снова совсем не стеснялись открыто обсуждать меня, тыкая пальцами. Иногда по привычке они начинали заговорщицки шушукаться — но могли бы не утруждаться, я все равно ничего не понимал. Меня такие штуки уже давно не смущали — привык быть белой вороной в отдаленных районах разных стран. Только бы они
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!