Никто не заплачет - Полина Дашкова

Присев за свободный соседний столик, он поглядывал надевушек и уговаривал самого себя, что это вовсе не банальные путаны, апорядочные, интеллигентные студентки, которые зашли посидеть в кафе, выпитькофейку. Если и есть у них какая-то иная цель – то только познакомиться вот стаким, пожилым, благообразным господином. С ним одним, но больше ни с кем.

Та, у которой длинные волосы, бросила на Илью Андреевичатеплый, неравнодушный взгляд. Он подозвал официантку, заказал себе коктейль изкреве-тик, легкое белое вино.

– И, пожалуйста, бутылку шампанского на соседний столик.

Официантка понимающе кивнула. Все складывалось отлично. Ужеобе девушки смотрели на Головкина с интересом. Когда шампанское оказалось у нихна столе, они заулыбались:

– Присаживайтесь к нам!

Каждой он взял по креветочному коктейлю, заказал еще двамороженых со взбитыми сливками (только для них, сам он не любил сладкого).

Длинноволосая представилась Алисой, стриженая – Мариной.Илья Андреевич галантно поцеловал обеим ручки.

Девушки действительно оказались студентками, обе учились вГуманитарном университете и в кафе зашли «оттянуться после экзамена».

– Ну да, сейчас ведь июнь, сессия, – вспомнил Головкин.

Он заказал вдобавок к шампанскому сто граммов самогодорогого ликера. Они сказали, что обе москвички, живут с родителями, сессиюсдают на «отлично», мечтают стать искусствоведами. Его не смущал грубоватыйукраинский акцент юных москвичек, он не замечал мелькавшие в их речи жаргонныесловечки типа «чумовой», «в натуре». От их голубых глазок, белых зубок,радостного смеха у него кружилась голова и мурашки бежали по спине.

«Надо выбрать какую-нибудь одну, – думал он, пьянея от каплибелого вина, – жалко, у меня нет приятеля, с которым я мог бы разделить этотпраздник…»

После кафе девушки легко согласились зайти в гости к ИльеАндреевичу. Сразу обе.

«Однако какую же мне выбрать? И что делать со второй?Впрочем, время покажет. Ведь не закончится все только одним вечером. Будетпродолжение, уж я постараюсь…»

По дороге домой он купил фруктов, большую коробку шоколадныхконфет, самых дорогих сигарет и плоскую бутылку ликера «Белеус».

– Илья, а можно еще шампанского? – облизнув пухлые губки,спросила Алиса.

– Конечно, солнышко!

Он купил бутылку полусухого шампанского. Девушки внимательноследили, как он доставал бумажник из внутреннего кармана пиджака, как открывалего, потом клал назад. Но Илья Андреевич совершенно не замечал этого. У нихбыли такие чудесные, чистые голубые глазки…

Когда входили в подъезд, он приобнял за талию сначала Алису,потом Марину и во рту у него пересохло.

«А почему, собственно, одну? Почему не обе сразу? Я такдавно ничего себе не позволял…»

В его пустой квартире подружки огляделись по-хозяйски,уселись в кресла, курили и весело щебетали, пока он накрывал журнальный столик.Наконец шампанское было открыто, разлито по бокалам.

– За знакомство! – произнес Илья Андреевич и чокнулся сосвоими гостьями.

– Кофе хочется, – мечтательно произнесла Марина, – а то прямзасыпаю…

– Да, – улыбнулась Алиса, – сделайте нам кофейку,поухаживайте за девушками.

Илья Андреевич скрылся на кухне. Когда он вернулся сподносом, на котором дымились три чашки кофе, Алиса и Марина все так жехихикали и курили. Шампанское было уже разлито по бокалам.

– Будь здоров, Илюша. – Марина чмокнула его в лысину.

Они чокнулись.

– Ну что же ты, Илюша, как цыпленок, по капельке цедишь? –Алиса погладила его по коленке. – Так не годится. Давай до дна, за своездоровье надо пить до дна, примета такая – не выпьешь все, что в бокале,заболеешь.

Илья Андреевич осушил свой бокал. Голова кружилась всесильней, к тому же накатила странная слабость. Он оглянуться не успел, а Маринауже уселась к нему на колени. Глаза его затуманились, он чувствовал, что трудношевельнуться. Трудно, да и не хочется.

– Ах ты, мой котик, старикашечка, – шептала на ухо Марина итихонько щекотала его за ухом острыми, покрытыми ярко-розовым лаком коготками.

Алиса между тем выскользнула в соседнюю комнату, ловкообшаривала ящики и полки полированной стенки, высыпала в свою сумочку недорогиепобрякушки Раисы, перетряхнула содержимое новенького кейса Ильи Андреевича,однако ничего, кроме запечатанной бутылочки туалетной воды «Эдем» и коробкишвейцарского шоколада, там не нашла, тихо выругалась, но прихватила и это.

Илья Андреевич не мог понять, хорошо ему или плохо.Худенькая Марина, сидевшая у него на коленях, почему-то вдруг показаласьневероятно тяжелой, будто весила она целую тонну. Впрочем, она давно ужеспрыгнула с его колен и осторожно стягивала с Головкина пиджак.

– Вот так, котик, вот так, сладкий мой, – приговаривала она,проворно обшаривая карманы, – сейчас надо баиньки, глазки у нас закрываются, сейчасв коечку…

В белой лаковой сумочке исчез бумажник Ильи Андреевича, тудаже последовали несколько пятидесятитысячных купюр, изъятых из наружныхкарманов. Головкин ничего этого не замечал. Ему страшно хотелось спать, телостало совсем ватным, он проваливался в черный дрожащий туман, и сквозь туманоткуда-то совсем издалека доносился невнятный шепот, в котором почудилисьслова:

– Все, линяем быстро…

Илья Андреевич попытался встать или хотя бы закричать,однако вместо крика вырвался из его горла только слабый стон. Входная, дверьхлопнула, но этого Головкин уже не слышал.

Очередной звонок вытащил Веру из постели. Как только замамой и Соней закрылась дверь, Федор набросился на нее с жадностью, котораяодновременно пугала и завораживала.

После того первого вечера в его маленькой квартире прошлосовсем немного дней, и Вере казалось, что почти все это время они с Федоромтолько и делали, что занимались любовью. Он заводился моментально, как толькоони оставались вдвоем.

«Такое впечатление, что он несколько лет не прикасался кженщине. В нем живет какой-то лютый, неутолимый голод…» – думала она.

– Я так люблю тебя и постоянно хочу, до безумия, – говорилон, в очередной раз ловко и быстро скидывая с нее и с себя одежду.

Нельзя сказать, чтобы Вере это не нравилось. Однако было вих внезапной любви нечто мрачно-звериное. Она уже несколько раз задавала себеодин вопрос: со временем страсть утихнет, и вдруг обнаружится, что нам не о чемговорить? Ведь люди общаются не только в койке…