Никто не заплачет - Полина Дашкова

Страничка альманаха или журнала с несколькими егостихотворениями становилась для Стаса на какое-то время центром Вселенной, илюди вокруг были интересны ему постольку, поскольку они уже читали илипрочитают позже, уже пришли в восторг или им это еще предстоит.

Он умел преподнести самого себя как бесценный подарок, каквеликое счастье. Он шел по жизни легким шагом триумфатора, и в этом отчастизаключалась тайна его веселого мужского обаяния. Чувствуя восхищение, онрасцветал, блистал остроумием. Но если к нему оставались равнодушны, он неособенно переживал. Главным мерилом ценности другого человека для СтасаЗелинского было всего лишь умение восхищаться Стасом Зелинским. Тот, кто этогоне умел и не хотел делать, просто туп и скучен.

С детства Стас привык, что ему достается все лучшее, самоекрасивое, самое качественное. Когда он стал взрослым мужчиной, эта привычкапрежде всего отразилась на его отношениях с женщинами..

В жены Стас выбирал себе исключительно красоток, причемтаких, чтобы все вокруг ахали. Вкус его не отличался оригинальностью. Емунравились длинные ноги, большая грудь, кукольное личико. Эталоном служилижурнальные обложки с портретами секс-символов.

Молодость Стаса пришлась на конец семидесятых – началовосьмидесятых, когда богемно-поэтический флер был не менее заманчив, чемсегодня – грубый и конкретный запах больших денег. Недостатка в красотках Стасне испытывал. Однако девушки с лицами и ногами секс-символов сами требоваливосхищения и поклонения, они были не менее капризны и избалованны, чем Стас.Каждый раз ему казалось, что за красоту можно все простить и стерпеть. Нопрощать и терпеть он умел только себя самого. Молодой талантливый поэт любилсебя так глубоко и трепетно, что ни на кого другого душевных сил не оставалось.В этом его избранницы были на него похожи. Браки распадались очень быстро,романы – еще быстрей.

Время шло, жизнь менялась, красоток, падких нбогемно-поэтический флер, становилось все меньше, Красотки середины девяностыххолодны к высокой поэзии. Их надо одевать в меха и бриллианты, вывозить наКанары.

Стаса удивила легкость, с которой он перестал писать стихи.Куда делись вдохновенные бессонницы? Даже грусти не осталось. Теперь нельзябыло позволить себе ни вдохновения, ни грусти. Чтобы остаться триумфатором,надо зарабатывать деньги.

Это оказалось делом сложным, муторным и весьма прозаическим.Стасу приходилось постоянно наступать на горло своему эгоизму, общаться слюдьми холодными, циничными, далекими от восхищения, причем не просто общаться,а зависеть от них. Мощный инстинкт самосохранения, спасающий многих безоглядныхэгоистов, спасал и Стаса. Он гибко приспосабливался к людям, он учился бытьдругим – но только внешне. Внутри он оставался все тем же избалованным,талантливым, нервным Стасиком, которым все должны умиляться.

И вот, когда бабушек, тетушек уже не было на свете, ародители стали старыми, больными людьми и сил на прежнее обожание у них неосталось, Стас вдруг обнаружил, что, кроме Веры Салтыковой, тихой инеинтересной Верочки, которая всегда под рукой, как бы про запас, нет ниединого человека, испытывающего к Стасу те горячие чувства, к которым он такпривык с раннего детства.

Жена вопила в коридоре. У этой последней красотки, кроменог, бюста, бульдожьей хватки и папы-мясника в Кривом Роге, ничего не было. Онибыли женаты всего два года.

Двадцатипятилетняя Инна работала секретаршей в какой-томелкой туристической фирме, снимала крошечную квартирку на окраине Москвывдвоем с подругой.

Она вышла замуж за Стаса исключительно ради московскойпрописки и отличной трехкомнатной квартиры на Самотеке. Четыре года назад,когда дела у Зелинского шли хорошо, ему удалось наконец путем сложных обменов идоплат отселить соседей из коммуналки. Теперь квартира принадлежала Стасуполностью. После капитального ремонта она засверкала так заманчиво, чтокриворожская красавица, единожды переступив порог, решила здесь навекипоселиться. Ни о какой любви речи вообще не шло. Он, как всегда, убедил себя:вполне достаточно ног и бюста, достаточно того, что на нее оборачиваются наулице. Правда, Инна не умеет ни одеваться, ни краситься, как его прежние жены.Не хватает вкуса и чувства меры, напяливает на себя все блестящее, как сорока.Провинциалка, лимита… Толстый слой макияжа выглядит вульгарно на простоватом,скуластом личике. И сколько ненависти, какие хищные, холодные глаза, какаяжесткая, бессовестная хватка! Самое скверное, что в последнее время Инна сталачасто прикладываться к бутылке. А что может быть гаже пьяной женщины?

Стас резко встал, не обращая внимания на Инну, котораязакончила говорить по телефону и теперь принялась орать что-то ему в лицо,прошел в ванную, заперся, встал под душ…

Верочке Салтыковой далеко до секс-символа, на нее не пялятсямужики на улицах. Пятнадцать лет назад она была похожа на желтого плюшевогомедвежонка, такая уютная, трогательная, с детскими ямочками на щеках, с сияющейвосторженной улыбкой. Он сам не понял, почему затащил ее в постель. Он даже неподумал тогда, на даче, на пьяной вечеринке, что ей нет и шестнадцати, онашкольница, совсем ребенок.

Только потом, обнаружив, что лишил ее невинности, увидевслезы, получив по физиономии, Стас опомнился и жутко испугался. Он ведь ничегопознал о ней, о ее родителях. Вдруг расскажет маме с папой? Это не шуточки,неприятностей не оберешься. Он много набормотал тогда – от страха,растерянности, жалости к себе и к ней. А она вдруг взяла и поверила.

Он сам не ожидал, что эта история затянется так надолго. Онловко повернул двусмысленную неприятную ситуацию в иное, менее опасное русло,закрутил легкий, ни к чему не обязывающий роман с «плюшевым медвежонком». Но нежениться же на ней, в конце концов! А она и не заикалась об этом. Онадовольствовалась тем, что он, драгоценный Стас, уходил и возвращался, когда емувздумается.

Он не заметил, как постепенно привязался к ней, и, если в еежизни вдруг появлялись другие мужчины, он по-настоящему пугался. Верочка былаего собственностью, его тылом. Но ведь не может это тянуться бесконечно. Ейтридцать. Она хочет нормальную семью, ребенка, она не игрушка, не плюшевыймедвежонок.

Между прочим, она очень похорошела к своим тридцати. Мягкая,приятная полнота – в фотомодели и манекенщицы таких, конечно, не берут, номногим мужикам нравится. Голубоглазая блондинка с нежной прозрачной кожей, сбольшой упругой грудью, к тому же у нее отличный вкус, она умеет одеваться икраситься, у нее есть чувство стиля и меры.

Стас намылил голову шампунем и подумал, что, наверное,совсем сбрендил на красотках. Даже Веру Салтыкову, привычную и знакомую докончиков ногтей, он пытается оценить как товар, как скаковую кобылу. Впрочем,ничего странного, нормальное мужское тщеславие, древнее, как мир. Страннодругое – неужели он и вправду решил жениться на Верочке?