Никто не заплачет - Полина Дашкова

– Ты на досуге увлекаешься криминологией? – быстро спросилаВера. – Откуда такая осведомленность?

– Я работаю охранником, – невозмутимо объяснил он. – Значит,должен хоть немного разбираться в криминологии и криминалистике.

– Может, ты, конечно, и разбираешься, если знаешь, что этодве разные науки, но насчет отсутствия логики я не согласна, – покачала головойВера, преступник должен быть умным, иначе он попадается очень быстро.

– Они не попадаются потому, что уничтожают случайныхсвидетелей, – тихо проговорил Федор. – В прошлый раз, когда фирма «Стар-Сервис»выехала из очередного офиса и ее место в этом помещении заняла другая,совершенно невинная организация, секретарша директора была убита через месяц.Она тоже получала их факсы. Ты, конечно, можешь мне не верить. Но я хочу, чтобыты поняла: это серьезно. Они страшные люди, Верочка. Я потерял из-за них сеструи не хочу потерять невесту. Невероятное, чудовищное совпадение – что именно утебя оказался их номер. Это судьба…

– Хорошо, – кивнула Вера, – будем считать, ты меня убедил.Что дальше? Вообще не подходить к телефону? Не включать факс и не работать?

– Во-первых, ты должна разобраться в бумагах, найти то, чтоне успела выкинуть, и отложить отдельно. Когда еще раз позвонит человек,который представится хозяином фирмы, ты должна спокойно поговорить с ним. Еслион спросит, сохранились ли у тебя какие-либо документы фирмы, ты скажешь – да,сохранились. Но ты их не читала.

– А если он больше не позвонит?

– Он позвонит, – убежденно произнес Федор, – я чувствую.

– А не лучше ли, если это так опасно, сказать, что я вообщеничего не знаю? Нет у меня никаких их бумаг. Выкинула. Ведь это чистая правда.

– Верочка, – он тяжело вздохнул, – это для нас с тобойсуществуют такие понятия, как правда и ложь. Люди, которым принадлежит фирма«Стар-Сервис», живут по иным законам. Я понимаю, тебе совсем не хочется влезатьво все это. Но ты уже в этом. Тебе достался их номер. Ты владеешь их информацией.Думаешь, эти бесконечные звонки просто так? Нет, девочка, просто так ничего небывает. Нам надо действовать, быстро и по-умному. Когда хозяин фирмы позвонит,то пообещаешь, что найдешь бумаги, и назначишь встречу.

– О Господи, Федор, что за шпионские страсти?

– Сколько раз тебе повторять – это не игра. На встречу мыпойдем вместе.

Стасу Зелинскому не понравилось, как Верочка поговорила сним по телефону. Нечто совсем новое появилось в ее голосе, в интонациях.

– Нет, сегодня не могу. Много работы. Она часто в последнеевремя так говорила, но всегда слышались нотки привычного волнения, выдававшегоее с головой. На самом деле она была рада и счастлива, что он звонит, а назанятость ссылалась, чтобы набить себе цену – обычные женские уловки, в которыхСтас Зелинский отлично разбирался. Все эти хитрости шиты белыми нитками.

– Веруша, солнышко, нельзя столько работать, надо хотьиногда расслабляться.

– Надо, – согласилась Вера, – однако сейчас я очень занята.

Он даже не понял сначала, что именно его так насторожило, нопотом признался себе: она была совершенно спокойна. Его звонок, его желаниеувидеться не вызвали у Веры Салтыковой ровным счетом никаких эмоций. Ноглавное, она впервые категорически отказалась встретиться с ним, и ласковыеуговоры не помогли.

А ему так хотелось отвести душу, почувствовать себя опятьединственным, безоглядно любимым. У него началась черная полоса в жизни. Всебыло плохо, требовалась очередная порция восхищения, обожания, полной подчиненности…

Последняя жена устроила гнусную разборку с квартирой,скандалы длились уже третий день, и Стасу хотелось лезть на стенку.

«А может, и правда жениться на Вере и успокоиться на этом?»– думал он, ледка на тахте, тупо глядя" в потолок и слыша, как жена потелефону обсуждает с подругой, каким образом станет оттяпывать у него кусокжилплощади, на которую вовсе не имеет права. Она говорила нарочно громко, онапрекрасно знала, что он все слышит.

«На что она рассчитывает? – думал Стас. – Хочет припугнутьменя? Измотать нервы? Ведь не получит, ни метра… Хотя с ее лимитской хваткойможет и бандитов нанять каких-нибудь. Господи, ну почему меня всегда так тянетк стервам?»

Стас считал себя человеком сложным и противоречивым.

Он был единственным сыном, единственным внуком иплемянником. Он рос в окружении многочисленных бабушек, дедушек, тетушек,дядюшек, один ребенок на множество восторженных взрослых, самый главный ребенокна свете, самый красивый, гениальный, радость и гордость семьи.

В трехлетнем возрасте за завтраком он набирал полный ротмолока и выплевывал фонтан молочных брызг маме в лицо. Мама смеялась, никогдане ругала, вытирала лицо кухонным полотенцем и целовала в лобик:

– Ах ты, мое солнышко! Какой ты у меня озорной! В шесть летон незаметно привязывалдин конец бельевой веревки к поясу бабушкиного фартука,другой – к дверной ручке. Бабушка пугалась, охала, вздрагивала, не моглапонять, почему хлопает дверь у нее за спиной и что там сзади так тянет. Стастихонько умирал со смеху в укромном уголке за шкафом.

– Какое у мальчика оригинальное чувство юмора! – умиляласьбабушка.

Когда в десять лет он, не желая надевать теплые ботинки,запустил ими в тетушку, она стала утешать его:

– Не нервничай так, Стасик, успокойся, деточка! С раннегодетства всех беспокоила его нервная система. Когда он родился, какой-тослучайный доктор имел неосторожность сказать, что этому младенцу нельзя сильноплакать. «Не допускайте, чтобы он закатывался!» С тех пор в семье выросла целаямифология об особенной «нервности» Стасика. Его не спускали с рук, емупозволяли все, с ним нянчилось большое шумное семейство, и убежденность в том,что все люди вокруг ему обязаны, осталась на всю жизнь.

С возрастом, набив достаточно шишек, он все равно нерасстался с этой счастливой, но опасной иллюзией. Однако он научилсячувствовать людей. Он сразу угадывал, с кем можно быть капризным, избалованнымпринцем, а с кем нельзя.

Лет до тридцати все у него складывалось замечательно. Он былхорош собой, остроумен, на нем как будто лежала печать успеха. Он писалталантливые стихи, и ему казалось, что нет в жизни занятия важнее. Ради одногочетверостишия он мог не спать ночь напролет, выкурить пачку сигарет и, найдянаконец самые точные слова, самые глубокие яркие образы, засыпал под утро слегкой душой победителя и тяжелой от никотина головой.

Но особенно кружили голову публикации в крупных журналах итолстых сборниках. Когда первая подборка появилась в молодежномальманахе-ежегоднике, он клал под подушку пухлый том в мягкой обложке, накоторой был изображен толстоногий Пегас с воробьиными крылышками. Пусть изтрехсот страниц альманаха ему принадлежала только одна. Он все равно просыпалсяутром с ощущением детского праздника в душе.