Неудержимая. Моя жизнь - Мария Шарапова

Может быть, я должна была предупредить спонсоров о предстоящей пресс-конференции, но я была слишком зациклена на том, чтобы не допустить утечки и рассказать обо всем самой. Думаю, что больнее всего мне было от того, что я была с «Найк» с того момента, как мне исполнилось одиннадцать. Они знали меня лучше, чем любой другой спонсор в моей жизни. Они знали меня как маленькую девочку, как спортсменку, как дочь и тем не менее были так холодны в своем заявлении. Через несколько дней Марк Паркер связался с Максом, который перезвонил мне и сообщил, что «Найк» хотел бы встретиться. Я ответила, что рана еще слишком свежа и что я перезвоню им, когда у меня появятся силы. Я сидела на кухне и ела плов, который мама приготовила для меня (когда она не знает, что ей делать, она всегда готовит плов). Я была в полном дерьме, и мне казалось, что я упала даже ниже плинтуса, и что для того, чтобы коснуться дна мне придется еще и вытянуться во весь рост. Замок на песке. Карточный домик. Именно об этом я думала, когда мой телефон завибрировал. Это оказался текст от моего старого друга и тренера Майкла Джойса. Я открыла его, ожидая увидеть заявление о дружбе и солидарности, но мгновенно поняла, что текст предназначен не для меня. Это была та самая ошибка, после которой начинаешь думать, что Фрейд не такой уж сумасшедший. Всего одна строчка: Ты можешь себе представить, что «Найк» так поступил и с ней? Но она здорово задела за живое. Ведь это была не просто информация о том, что «Найк» приостановил контракт и со мной. Эта строчка неожиданно много сказала мне о том, что и каким тоном люди говорят обо мне за моей спиной – холодно, без всякой привязанности и теплоты, даже с каким-то удовольствием. Вилка выпала у меня из рук. Мама подняла голову. Я хотела сказать ей, что он написал, но меня душили рыдания. Это был тот самый момент, плохой момент, момент, когда я действительно испугалась того, как вдруг перевернулся этот мир. Истерично рыдая, я бросилась наверх, в свою комнату. Там я сидела на полу, держась за кровать – мне показалось, что прошло много часов, – и рыдая. Я позвонила Максу.

– Шшш, шшш, шшш, – сказал он. – Успокойся Мария, успокойся. Все хорошо. Нет, нет, нет. «Найк» тебя не бросил».

Остаток ночи мама провела, держа меня за руку. Целых две недели после этого она не оставляла меня спать в одиночестве.

На следующее утро наступил переломный момент. Ты или спрячешься в раковину и накроешься одеялом с головой, или выберешься из постели и продолжишь жить. На 8.30 у меня была назначена тренировка в фитнес-центре недалеко от дома. Там я должна была встретиться со Свеном. Я позвонила ему в 7.30 утра.

– Забудь об этом, – сказала я. – Я не могу. Я не приеду.

Мои веки стали свинцовыми. Тело казалось тяжелее, чем когда-либо, хотя я теряла вес. Но что-то внутри меня сказало мне, что я должна идти. Я должна вылезти из постели, одеться и ехать, заставить себя сделать это, иначе я больше никогда не выберусь из кровати. Решающий момент. Или лежи или, черт тебя побери, вставай. Через десять минут я послала Свену записку: «Встречаемся в 8.20».

Я что-то надела на себя и заставила себя пройти к машине. Перед домом вертелись двое папарацци. Эти проклятые «Приусы», как же я ненавижу эти машины! Они следовали за мной, пока я спускалась по холму в направлении стоянки. В центре все рассматривали меня, или мне это просто показалось? В этом все дело. В какой-то момент ты начинаешь терять рассудок. Твой собственный мозг изменяет тебе и начинает тебя мучать. Я просто залезла на велосипед в темной комнате, опустила голову и стала давить на педали. Левая. Правая. Левая. Правая. Я была в дерьме. В полном дерьме. Всю тренировку я проплакала, но выполнила все, что должна была выполнить. Именно тогда я поняла, что все это будет ужасно и нечестно, но что я с этим справлюсь. Где-то в глубине души я чувствовала, что выживу.

Мы сразу же стали готовиться к слушаниям. Я приводила в порядок свои бумаги и записи и одновременно изучала мельдоний. Я хотела знать о нем все. Между тем меня временно отстранили от соревнований. Я начала пропускать турниры: Индиана-Уэллс, Майами. Будущее казалось покрытым мраком неизвестности. В тот момент все выглядело так, что я никогда не смогу вернуться, но я продолжала тренироваться. И не только для своего физического состояния, но и для психического здоровья тоже.

Однажды я заметила, что тренировка дается мне с большим трудом.

– Мария, когда ты будешь на слушаниях, – сказал Свен, усаживая меня рядом, – я хочу, чтобы ты была в наилучшей форме среди всех, находящихся в комнате.

– Ну, это будет не так уж сложно. – Я искоса посмотрела на него.

– Ты знаешь, что я имею в виду, – продолжил он. – Я хочу, чтобы и физически, и психологически ты была такой сильной, что они не смогли бы нанести тебе вред.

В те недели я тренировалась больше, чем когда-либо. В тот июнь я вполне бы могла выступить на Открытом чемпионате Франции. Я была в прекрасной форме. Тренировалась я на грунтовом корте за чьим-то домом в Пало-Верде. Обычно я тренируюсь на отдаленном корте в теннисном клубе. Он максимально закрыт от всех, но все-таки хорошо виден всем, кто проходит мимо него. А мне нужна была уединенность. Правда, от своих собственных тревожных мыслей бежать было некуда. Я боялась смотреть на экран телефона и в то же время не могла оторвать от него глаз. Он напоминал мне кольцо, которое уничтожает Голлума во «Властелине Колец». Он был моей «прелестью». Казалось, он вибрировал каждый раз, когда я на него смотрела, и сам прыгал мне в руку, как только я о нем задумывалась. Кто знал, какие еще ужасные новости ждут меня? Я боялась, когда на экране появлялось имя Макса – сердце уходило в пятки – ну, «что еще случилось?». И в то же время мне нужно было с ним говорить. Каждую минуту. Его звонки приводили меня в волнение, которое только его звонки могли успокоить. В конце концов я уже даже не знала, чего боюсь. Знала только, что мне страшно. Все время.

Первые слушания состоялись в офисном здании в Лондоне в июне 2016 года. Помню, как я в тот день проснулась в гостинице «Роузвуд» возле Ковент-Гардена. Кровать была громадная и очень удобная, и на мгновение я почувствовала себя счастливой, потому что забыла, зачем я в этом городе, в этой гостинице и в этой кровати. Но потом вспомнила. При входе у меня спросили мое имя и поинтересовались, прибыли ли члены моей семьи. Я рассмеялась. Члены моей семьи редко присутствовали на турнирах, в которых я играла. Так почему они должны прибыть на мой суд? Слушания проходили в помещении, которое чем-то походило на зал для заседаний совета директоров. С моей стороны присутствовали Макс и два моих адвоката. С их стороны это был глава антидопинговой комиссии ITF и их адвокаты. Свидетельские показания мы давали всем трем членам комиссии.

Весь процесс был организован таким образом, чтобы я потерпела неудачу. Все три члена комиссии были назначены ITF. Имя председателя комиссии даже стояло в списке адресатов того первого письма, после которого начался весь этот кошмар. Другими словами, мое дело, начатое ITF, рассматривалось той же ITF. Как такие слушания могут быть честными и непредвзятыми? Ответ очень прост – это невозможно. Именно поэтому мой адвокат посоветовал мне не ждать справедливого или даже сколько-нибудь порядочного завершения этого раунда слушаний. Нам надо проиграть здесь, с тем, чтобы мы могли обратиться в следующую комиссию, где и состоится справедливое рассмотрение вашего дела. Я была в шоке.