Коронация, или Последний из романов - Борис Акунин

Пожевав проваленным ртом и облизнувшись,пленник запрокинул голову назад, будто хотел рассмотреть что-то на потолке, ивдруг громко закричал:

– Alarme! Fuiez-vous![36]

Он хотел крикнуть что-то еще, но узкая полоскастали вошла ему между горлом и подбородком по самую рукоятку, и ювелирзахрипел. Я охнул.

Убитый еще не успел рухнуть на пол, а из люкауже высунулась голова – кажется, того самого бандита, что давеча спустился внизс мадемуазель.

Фандорин скакнул к дыре и с размаху ударил егоногой по лицу. Послышался тяжелый звук рухнувшего тела, а Эраст Петрович, ни секундыне медля, спрыгнул вниз.

– Господи! – вырвалось уменя. – Господи Боже!

Снизу доносился грохот, кто-то кричалпо-немецки и по-французски.

Перекрестившись золотым шаром, я подбежал кпроему и заглянул вниз.

Увидел настоящую кучу-малу: огромный детина сзанесенным ножом в руке подмял под себя Фандорина, а еще ниже лежал недвижныйтелохранитель. Эраст Петрович одной рукой сжимал противнику запястье, удерживаянож, а другой тянулся к его горлу, но никак не мог достать. Кажется, бывшегостатского советника следовало спасать.

Я бросил шар, метя в затылок великану, ипревосходным образом попал – послышался чмокающий звук. Обычному человеку я вневсякого сомнения проломил бы череп, этот же лишь качнулся вперед. Но этогооказалось достаточно, чтобы Фандорин дотянулся ему до горла. Я не видел, чтоименно сделали пальцы Эраста Петровича, однако услышал тошнотворный хруст, идетина завалился на сторону.

Я быстро спустился вниз. Фандорин уже вскочилна ноги и озирался по сторонам.

Мы находились в квадратном помещении, углыкоторого тонули во мраке. Посередине склепа возвышалось поросшее мохомнадгробье, на котором горела масляная лампа.

– Где она? – переполошился я. –Где его высочество? Где Линд?

У стены стоял сундук с набросанным на неготряпьем, и я подумал, что Михаила Георгиевича, наверное, держали там. ОднакоФандорин кинулся в противоположную сторону.

Я услышал топот быстрых удаляющихся шагов –судя по звуку, бежали человека три или четыре.

Фандорин схватил фонарь, поднял его, и мыувидели проход в стене, забранный решеткой.

Чернота озарилась вспышкой, воздух злосвистнул, ударило гулкое эхо.

– За выступ! – крикнул мне Фандорин,отскакивая в сторону.

– Эмилия, вы живы? – что было мочипозвал я.

Темнота приглушенно ответила голосоммадемуазель:

– Их тхое! И Линд здесь! Это…

Голос сорвался на вскрик. Я бросился нарешетку и затряс ее, но она была заперта на замок.

Эраст Петрович с силой дернул меня за рукав –и вовремя: из подземного хода снова выстрелили. Один из железных прутьеввзорвался брызгами искр, в стену ударил невидимый штырь, от которого на полпосыпались каменные осколки.

Издали доносились мужские голоса, кто-то тонкопростонал – женщина или ребенок.

– Линд! – громко крикнул ЭрастПетрович по-французски. – Это я, Фандорин! Камень у меня! Обмен остается всиле! Меняю «Орлова» на женщину и ребенка!

Мы затаили дыхание. Тихо – ни голосов, нишагов. Услышал или нет?

Фандорин вскинул руку, в которой нивестьоткуда появился маленький черный револьвер, и выстрелил в замок – раз, другой,третий.

Снова посыпались искры, но замок с петель неслетел.

Я сидел у реки, тупо глядя на проплывавшиемимо длинные плоты из бурых, шершавых бревен, и никак не мог понять, кто сошелс ума: я или окружающий мир.

Афанасий Зюкин объявлен вне закона? Его разыскиваютполиция и жандармерия?

Может быть, тогда Афанасий Зюкин – это вовсене я, а кто-нибудь другой?

Но нет, вся мощь порядкоохранительных силимперии была поднята на ноги именно из-за нас – господина Фандорина и меня. Ипричиной тому было не какое-нибудь чудовищное недоразумение, а наше преступноеповедение. Да-да, наше, потому что соучастником Фандорина я стал добровольно.Или почти добровольно.

Нужно было разобраться во всем с самогоначала, припомнить события минувшей ночи во всех подробностях.

Когда замок наконец удалось сбить и мыпроникли в лаз, догонять Линда было уже бессмысленно. Но сгоряча мы поняли этоне сразу. Светя взятым со стола фонарем, Фандорин бежал впереди, я за ним –слегка пригнувшись, чтобы не стукнуться головой о низкий свод. Качающийся светвыхватывал из темноты клочья паутины, какие-то черепки под ногами, влажныйблеск глинистых стен.

Шагов через двадцать ход разделился надвое.Эраст Петрович на секунду присел, посветил вниз, и уверенно свернул направо.Через полминуты туннель снова раздвоился. Изучив следы, отчетливо видные натолстом слое пыли, мы двинулись влево. Еще семь или восемь развилок былипреодолены так же легко, а затем масло в фонаре догорело, и мы остались вполной темноте.

– Отлично, – сердито пробормоталФандорин. – Просто отлично. Теперь мы не то что за Линдом г-гнаться, мы иназад-то дороги не найдем. Кто бы мог подумать, что здесь такой лабиринт.Триста лет рыли, а то и б-больше: и монахи в годы смуты, и мятежные стрельцы, ираскольники, прятавшие от патриарха Никона старинные книги и церковное серебро,а судя по тому, что встречаются каменные галереи, здесь когда-то были икаменоломни… Ладно, Зюкин, идем уж, куда придется.

Пробираться в полной тьме выходило медленно итрудно. Я несколько раз падал, споткнувшись о выступы. Один раз упал, и из-подменя с писком метнулось что-то живое. Я схватился за сердце. Есть у меняпостыдная, немужская слабость – терпеть не могу крыс и мышей. Эта шмыгающая,шныряющая, вороватая нечисть чем-то глубоко противна моему естеству.

В другой раз зацепил ногой за нечтокорнеобразное, при ощупывании оказавшееся человеческой грудной клеткой.

Когда растянулся в третий раз, подо мнойчто-то звякнуло. Я схватился за карман – «Орлова» там не оказалось.

В ужасе я крикнул:

– Камень выпал!

Фандорин зажег спичку, и я увидел расколотыйгоршок, в котором тускло поблескивали неровные кружочки. Взял один – серебрянаямонета, старинная. Но сейчас было не до монет. Неужто я выронил бриллиант несейчас, а во время одного из предыдущих падений? Тогда отыскать его будет охкак непросто.