Коронация, или Последний из романов - Борис Акунин

Оказывается, полицейские и солдаты оцепили нетолько часовню, но и весь монастырь. Под землей, в лабиринте, уже много часовведутся поиски. Городовой, с которым поговорил Фандорин, сообщил, что по всемполицейским частям разослан словесный портрет двух опаснейших преступников,совершивших неизвестно какое, но по всей видимости чрезвычайно тяжкоепреступление. Выезды из Москвы наглухо перекрыты, и поимка злодеев – вопросвремени. Один из них – худощавый и моложавый брюнет с тонкими усиками; особыеприметы – седина на висках и характерное заикание. Другой – и тут Фандоринописал мою скромную персону, причем куда более подробно. Так я узнал, что уменя нос хрящевато-раздвоенного типа, бородавка не просто на щеке, а в третьейлевой доле, и глаза болотно-желтого оттенка с миндалевидным разрезом.

– Как вам удалось разговорить полицейского? –поразился я. – И потом, неужто ему не показалось подозрительным вашезаикание?

– Для того, чтобы разговорить незнакомогочеловека, потребно знание п-психологии и физиогномистики, – с важным видомпояснил Эраст Петрович. – Что же до заикания, то, как вы могли заметить,перевоплощаясь в иную п-персоналию, я меняю и голос, и манеру разговора, и всепрочие речевые особенности. Это уже совсем не я, или, во всяком случае, несовсем я. Заикание – следствие давней к-контузии, полученной Фандориным, аотнюдь не степенным мужичком, который так уважительно беседовал с господиномгородовым.

Я только махнул рукой:

– Всей вашей психологии в нынешнихобстоятельствах грош цена. Никого мы спасти не можем. Нас бы самих кто спас.Приметы наши полиции известны. Лучше уж пойти и сдаться. Объясним, как и что –простят.

Фандорин с возмутительным легкомыслием пожалплечами:

– Дались вам эти приметы. Приметы мыпоменяем. Покрасим вас в б-блондина, оденем чиновником, усы с бакенбардамисбреем…

– Ни за что на свете! – вскричаля. – Я ношу их больше двадцати лет!

– Как угодно, но с вашими, как выражаетсяЛинд, favoris de chien, вас и в самом деле легко опознать. Вы обрекаете себя насидение в ч-четырех стенах, а я буду перемещаться по городу совершенносвободно.

Эта угроза меня ничуть не испугала, да и думаля уже о другом.

– Представляю, как недоумевают ихвысочества по поводу моего непонятного исчезновения, – уныло пробормоталя.

– Скорее негодуют, – поправил меняФандорин. – Со стороны ситуация выглядит довольно недвусмысленно.Разумеется, все решили, что мы с вами сговорились с Линдом, а то и с самогоначала действовали с ним заодно. Или же что мы решили в-воспользоватьсяслучаем, чтобы похитить «Орлова». Именно поэтому полиция нами так иинтересуется.

Я застонал. Ну конечно – именно так нашеповедение и выглядит!

Понурился и Фандорин. Видно, и до него,наконец, дошло, в каком положении мы очутились из-за его склонности кавантюрам.

Но нет, его, оказывается, печалило совсемдругое.

– Ах, Зюкин, какая операция п-провалилась!Подмена кучера – это было так просто и почти г-гениально. По рассказам Эмилии ядогадался, что возница глухонемой. Это, да еще опущенная на глаза шляпа игустая черная б-борода облегчили задачу. Кучер теперь в полиции, да толькопроку от него не будет. Не только безгласен, но и зверообразен. Потому-то Линди не побоялся его п-подставить. Все должно было пройти как по нотам! И мальчикабы спасли, и Линда бы взяли. – Он досадливо махнул рукой. – Ну, невзяли бы живьем, так на месте бы положили, потеря для ч-человечества небольшая.Мне нужно было только спуститься вниз. Кто бы мог подумать, что ювелир неиспугается кинжала? Из-за этого все и сорвалось. Как служат этому Линду! И чемон их только берет? Нет, это просто невероятно! – Эраст Петрович взволнованновскочил на ноги. – Чертов бельгиец думал не о себе, а о Линде. Это уж непросто бандитская честь, это самая настоящая беззаветная любовь!

– Откуда вы знаете, что ювелир былбельгиец?

– Что? – рассеянно переспросил он. –А, по выговору. Бельгиец, из Антверпена, вне всяких сомнений. Но это неважно.Важно другое. Как вы т-толкуете слова Эмилии? Помните, она крикнула: «ЗдесьЛинд! Это…» Что «это»? Такое ощущение, будто она хотела назвать какое-тоизвестное нам имя или же некую очень характерную или неожиданную особенность.Если имя, то чье? Если примету, то какую? «Это г-горбун»? «Это китаец»? «Этоженщина»? – Фандорин прищурился. – Насчет китайца или женщины незнаю, всё может быть, но что Линд не горбун, мне известно доподлинно – я бызаметил… Ничего, скоро мы всё узнаем.

Эти последние слова были произнесены с такойспокойной уверенностью, что во мне шевельнулась надежда.

– Итак, Зюкин, д-давайте рассуждать,взвесим плюсы и минусы нашего положения. – Эраст Петрович сел рядом сомной на песок, взял в ладонь несколько камешков и провел по песку черту. –Мальчик по-прежнему в руках Линда. Это плохо. – Один камешек, черный, легслева от черты. – Эмилия тоже стала заложницей. Это опять плохо.

К первому черному камешку присоединилсявторой.

– А что хорошо-то? – не выдержаля. – Добавьте к этому, что вся полиция империи, как обычная, так и тайная,охотится не на доктора Линда, а на нас с вами. Что его высочество отперенесенных испытаний тяжело болен и, возможно, даже при смерти. Что Линд, каквы сами говорили, живых свидетелей не оставляет!

Фандорин согласно покивал и положил туда жееще три камешка.

– А теперь посмотрим на дело с д-другойстороны. Хорошо то, что «Орлов» у нас и мы с вами в крайнем случае, если ужсовсем не будет другого выхода, готовы пойти на обмен. Это раз. Хорошо то, чтоЛинд потерял б-большинство своей банды. Собственно, почти всех: четверых в деньпохищения, потом всю шайку Культи, а вчера еще пятерых. Эмилия крикнула: «Ихтрое». Стало быть, у Линда осталось всего двое людей, а первоначально было чутьли не два десятка. Это два. Наконец, вчера я успел назваться Линду и сообщитьему, на каких условиях возможен обмен. Это три.

Я посмотрел на пять черных камешков, на трибелых, и прилива бодрости не ощутил.

– А что толку? Мы же не знаем, где еготеперь искать. Да если и знали бы! У нас связаны руки. Мы по Москве и шагуступить не сможем – сразу арестуют.