Золотая шпага - Юрий Никитин

Он надеялся, что де Артаньяк возразит, все-таки французскийаристократ и офицер, однако тот отвел глаза, сказал после паузы:

– Что делать, если по дороге к нашему счастью надо будетпереступить… через это.

«Это я «это», – подумал Засядько зло. –Переступить через мой труп! Господи, чего же они пытаются достичь такогонеобыкновенного? Она, понятно, ослеплена любовью, однако де Артаньяк и такбогат и знатен. Есть ли предел стремлению к еще большему богатству и власти?

Человек – мера всех вещей, – вспомнил он. –Человек сам определяет себе пределы. Как в нравственном, там и вбезнравственном».

– Дай-ка мне кольцо с противоядием, – вдруг сказал деАртаньяк. – Я не хочу, чтобы он погиб… во что бы то ни стало. Еслибудет шанс достичь нашей цели без его смерти, я это сделаю.

– Это было бы лучше, – вырвалось у нее невольно.

– Я сделаю все, чтобы не дать ему умереть… от яда.Офицеры все-таки должны погибать на поле боя со шпагой в руке!

Голос его показался Засядько чересчур напыщенным, чтобы бытьискренним, но женщина только простонала с благодарностью:

– Милый…

Де Артаньяк зарылся лицом в ее пышные волосы, целовал, в товремя как его руки расстегивали крючки и пряжки на ее платье, и Засядько,воспользовавшись моментом, неслышно отступил, перебежал освещенное место изаскользил дальше по анфиладе залов, часто ныряя в ниши и затаиваясь, слышашаги.

Фон Бюлова уже не было в подземелье, но Ганс дожидалсятерпеливо. Без тени упрека проводил русского офицера обратно, Засядько пролез вдыру, и Ганс тщательно вставил глыбу на место. Засядько ощупал придирчиво,плесень сомкнул краями так, будто сплошной покров никогда не нарушался.

Он едва успел лечь, закинув руки за голову, когда дверьлязгнула, на пороге появилась женская фигура. За ее спиной блестели высокиекирасы с конскими хвостами. Франсуаза с высоты окинула его коротким взглядом,тепло и, как он решил, искренне улыбнулась:

– Наш герой скучает… Идите, я покормлю его.

Она взяла из рук кирасира поднос. Засядько рассмотрелзадранные ножки жареной курицы, гроздья крупного винограда. В серединевысилась пузатая бутылка, по краям стояли два бокала. Один – фужер изтонкого стекла, второй был из темного серебра. Засядько ощутил, как холодокпобежал по спине. Тогда, подслушав разговор, он со зла решил, что отвлечет еевнимание и поменяет бокалы, но что делать теперь?

Женщина сошла вниз, за спиной лязгнула дверь. Поднос онадержала двумя руками на уровне пояса, и ее крупная грудь в глубоком декольтедразняще касалась края подноса, словно ее предлагали наравне с вином и жаренойптицей.

Засядько сглотнул слюну. Запах жареного мяса, сочной подливысмешивался с тонким ароматом духов, женского тела. Третья курица за ночь!Похоже, он обожрется курятины так, что смотреть на пернатых не сможет.

Свечи бросали на ее лицо тени. Он нехотя поднялся, короткопоклонился и сел на свое ложе. Хоть и женщина, но пришла травить его как крысу!Правда, очень красивая женщина. Таким прощается многое.

– Добрый вечер, Франсуаза.

Ее красиво очерченные брови взлетели.

– Вы… знаете мое имя?

– Такой ослепительной женщины, да не знать?

Она с некоторой тревогой всматривалась в его мужественноелицо, темно-карие глаза, где таилась насмешка:

– Но все-таки… вы не могли меня видеть!

Он поклонился:

– Считайте, это озарение. Предчувствие необычайного! Развеэто не самое необычайное на свете, что в эту мрачную камеру заглянуло такоесокровище?

– Да, меня зовут Франсуаза, – сказала женщина. Губыкрасиво изогнулись. – Вы чересчур галантны для русского. Вы не француз?

– Француз, – согласился Засядько. – Но с детстваживу в России. И служу в ее армии, как, к слову, служат многие французы.Которые бежали от революции.

Он видел, как она закусила губу. Час назад шел разговор, чтоотравить надо русского, а не соотечественника.

– Я жена коменданта крепости, – сказала она, чутьпобледнев. – Я слышала, он чересчур грубо обошелся с вами…И чтобы вы не составили из-за него неверное представление о Франции, япопытаюсь как-то компенсировать ваши неудобства.

– Я польщен, – воскликнул Засядько. – Нокаким образом?

– Каким смогу, – улыбнулась она.

Она присела рядом, поднос поставила между ними. Засядьковидел в ее глазах как замешательство, так и удовольствие, что он оказался недиким тунгусом, как представила со слов де Артаньяка. Но нервничает чересчурсильно. Вряд ли можно объяснить опасением, что внезапно явится грозныйкомендант крепости.

– Вам не достанется от мужа? – спросил он.

Ее лицо, созданное для поцелуев, было безупречным, агубы – полными и зовущими. В крупных, с влажным блеском, глазахощущалась тайна, приглашение, даже намек на некую общую тайну. Нежная шея,полуоткрытые плечи, глубокое декольте, откуда из ложбинок между грудейподнимается смешанный аромат духов и женского тела. Дышала она глубже, чемследовало после трех ступенек, разве что бежала через всю крепость, отчегогрудь вздымалась, туго натягивая тонкую ткань и показывая ему нежнейшиеполушария.

– Муж занят делом, – ответила она, – я же, какмогу, выправляю его мелкие промахи. Разве это не похвально?

– Конечно, – заверил он торопливо. – Но мне нехотелось бы оставлять вас без ужина.

Она засмеялась, ее глаза с удовольствием скользнули по егомужественной фигуре. В глазах на миг мелькнула тревога, намек на страх, ноэто мог быть страх быть застигнутой мужем в таком неподходящем для женыкоменданта месте.

– Женщины должны ограничивать себя в еде, – объяснилаона. – У нас говорят: «Чтобы быть красивой – надо страдать».

– Зато могут не ограничивать в других стремлениях, –ответил он значительно.

Их глаза встретились, пару мгновений держали друг другавзглядами. Он увидел и неприкрытое удовольствие, что он оказался красивыммужчиной, а не старым уродом, и растущее сожаление, что придется его добавить кмногочисленным жертвам войны, и… поверх всего темную страсть, низменную ипотому могучую, не знающую преград. Страсть к мощи, богатству, власти.

– Да, – ответила она просто. – Не всеженщины – игрушки в руках мужчин. Некоторые умеют выбирать дороги сами.Надеюсь, вы не откажетесь от бокала вина в честь таких женщин?

Он развел руками:

– Как можно! Только слабые мужчины хотят видеть в женщинахигрушки.

– Вы не слабый?

Он прямо посмотрел в ее глаза: