Кроха - Эдвард Кэри

В кухне я увидела Флоранс Библо: ее лицо по-прежнему лоснилось, но теперь появились новые морщинки и складки, и ей помогала худенькая девчушка в фартучке.

– Привет, Флоранс! – воскликнула я. – Помнишь меня? Как же я соскучилась по твоей стряпне!

– Гыгыгы, – произнесла она со смешком, в точности, как раньше.

– Крошка, поспешим. Не надо их огорчать!

Меня привели в кабинет. По полу были расставлены металлические котелки, наполненные сигарным пеплом и окурками, типографские оттиски портретов разных людей висели на стенах и валялись на большом письменном столе в центре. Жак попросил меня подождать и исчез.

Такое со мной уже было, подумала я, это похоже на мой первый день в Версале. Но как же не походил этот дом на дворец, и как не походила эта комната на дворцовые покои. Через мгновение головы на бумаге, казалось, содрогнулись в ужасе: распахнулась дверь, и появилась вдова Пико. Она была массивная и вся в родинках, гора волос горделиво возвышалась над ее головой, губы и брови непотребно выпячивались, и вся она смахивала на гигантскую смазливую жабу в роскошном платье, наглую, злобную и, как всегда, не в духе. Ее стянутые лентой волосы были спрятаны под огромным кружевным капором, но вся ее одежда, что не ускользнуло от моего взора, выглядела не вполне свежей и слегка выношенной.

– Хватило же нахальства заявиться сюда! – буркнула она. – И зачем нам те, кого выгнали из дворца пинком под зад?

– Я хочу туда вернуться. Я не хочу оставаться здесь.

– Но ты не сможешь туда вернуться, мерзавка, так что не унывай!

Дверь снова отворилась, нарисованные головы на стенах вздрогнули, и в кабинете появилась, в шелках и в пудре, тощая фигура моего дорогого хозяина, сильно исхудавшего, но в новой одежде и в новых перстнях с сияющими камнями, хотя все это богатое убранство прикрывало одряхлевший и насквозь больной остов. Игривая мушка теперь перебралась на его подбородок, но и она не могла приукрасить общую картину.

– Дорогая вдова Пико, – произнес он.

– Доктор Куртиус, – кивнула та в ответ.

– Все хорошо?

– Вполне, вполне.

– Я чувствую себя великолепно.

– Рада это слышать.

Из чего я заключила, что хозяин и вдова видятся не каждый день.

– Она вернулась.

– Я хочу обратно в Версаль, – заявила я.

– Но тебя там не примут, Мари, – возразил мой наставник. – Тебя же отправили домой.

– Я уже ей это сказала. Но она мне не верит!

– Елизавета непременно пришлет за мной, – уверенно заявила я.

– От тебя одни несчастья, – запричитала вдова. – Швейцарский гвардеец избил Жака. У него кровь шла из раны на голове. Вот какие люди в твоей родной стране!

– Мне очень жаль.

– Да уж как не жалеть!

– Мне, как и раньше, придется заниматься волосами? – спросила я.

– Будешь заниматься, чем скажут! – отрезала вдова. – Ты, может, из дворца к нам пожаловала, но тут у нас свой дворец, который называется Большой Обезьянник. И я не желаю слышать ни про какой другой!

– Да, мадам.

– Боюсь, я не смогу дать тебе ключ от шкафа с воском, Мари, – добавил Куртиус.

– Разумеется, нет! – подтвердила вдова.

– Тебе еще многому нужно научиться, Мари, но нам предстоит сделать так много голов и рук, что ты должна немедленно приступить к работе.

– Я должна? – переспросила я. – Благодарю вас, сударь. Я вам за это премного благодарна!

– Ты смотри, нос-то не задирай! – добавила вдова. – И не броди там, где нельзя. На чердаке опасно, там пол может провалиться. Если заберешься туда – полетишь вниз и убьешься насмерть! Строители Большого Обезьянника нам настрого наказали туда не подыматься.

– Не буду, мадам. Прошу прощения, сударь мой, мадам, можно спросить? Вы будете выставлять королевскую семью за трапезой?

Повисла тишина, прежде чем вдова пробормотала:

– Требуется возмещение Жаку.

– Значит, будете? – прошептала я. – Будете!

– И чего она раскричалась? Никогда не могла терпеть ее воплей!

– И мне будут платить, как всем остальным. Теперь мне будут платить?

– Покончим с этой беседой, – заявила вдова. – Я не больно хотела ее заводить, а теперь она мне вконец испортила настроение. Я ухожу. Вернусь вечером. Это будет не слишком поздно. Если я вам понадоблюсь, пошлите за мной мальчишку. Я буду находиться среди достойных людей.

Она выплыла из кабинета, что-то бурча себе под нос. Мы с моим наставником стояли и глядели друг на друга, не зная, что сказать. Наконец Куртиус, потрогав свою мушку, пробормотал:

– Она ушла в Пале-Рояль. У нее там комнаты. Ее облагодетельствовал сам герцог Орлеанский, он дал ей свое разрешение.

Я промолчала, а Куртиус продолжал:

– Эти дни она проводит там почти все время, курит сигары. Мы держим в Пале-Рояль наши лучшие восковые фигуры, самых благородных представителей высшего общества. Вообще-то нам здорово повезло. Такое место, и весьма приемлемая плата. А тут у нас остались только преступники и самые жуткие уроды. Понимаешь? Здесь – самое низкое отребье, а там – только благородные люди. Она присматривает за благородным семейством, а я стерегу сброд. Мы пришли к такому соглашению, понимаешь? Вот так мы теперь и живем: раздельно.

– Со времени моего отъезда, сударь, все так разрослось.

– Да, – печально согласился он. – Мы процветаем.

– Прошу прощения, сударь, я не могла не заметить. У вас что-то прилипло к подбородку?

– Прилипло к подбородку? – пробормотал он, снова тронув темное пятнышко. – Ах да, я иногда забываю, что у меня там это. Предполагается, что с ним я выгляжу привлекательнее.

– Вы так считаете, сударь?

– Я это делаю для нее. Знаешь, Крошка, эта мушка обошлась мне в тридцать пять ливров. Но она наилучшего качества, из черной тафты. Я так и не решил, где ее лучше пристроить. Иногда я прикрепляю ее на щеку, иногда – над верхней губой. А недавно она сама собой осталась на подбородке, и, мне кажется, там ей самое подходящее место. Но, по правде говоря, Мари, это все не стоит хлопот. Она все равно не обращает внимания.

Он вновь умолк, потом издал протяжный меланхоличный вздох и слегка встряхнулся.