Телепорт - Стивен Гулд

– Боже, как вкусно! – воскликнула Милли, выпив полбокала, и прижалась ко мне. – Ну, мне нравится борьба. Вот только хотелось бы как-то их задеть. Когда мы выходим из дому, агенты на посту, стоят себе в темных очках. Ни раздраженными, ни усталыми они не кажутся. Они даже людьми не кажутся.

Я вздрогнул:

– Вот и я тоже не кажусь.

– О чем это ты?

Я рассказал Милли, как попрощался с агентом Коксом. «Мы не угроза вашему миру», – заявил я тогда.

– Ничего себе! – захихикала Милли. – Зачем ты так сказал?

Я покачал головой:

– Наверное, понадеялся, что АНБ направит поиски к околоземной орбите или другим подобным местам и оставит в покое Дэви-человека.

– По-моему, зря ты так. Теперь за это дело возьмутся военные.

– Вот беда!

Я сделал еще глоток и отставил бокал.

– Через два часа я верну тебя домой, чтобы успеть на самолет в Ларнаку.

Милли осушила свой бокал.

– Печальная новость. Тогда не будем терять время.

Я потянулся к ней.

Полет до Ларнаки продолжался лишь двадцать пять минут. Бо́льшую часть времени я проспал. Проходить таможню было не надо, зато я спросил, где два месяца назад погибла американка. Турок-киприот с приличным английским показал в окно терминала на пятно.

– Было очень страшно. Видите серый участок? Он был черным от взрыва. Его чистят, чистят, а след не сходит. Очень страшно.

Я поблагодарил турка, даже предложил чаевые, но он не взял – только покачал головой и ушел. Надеюсь, я его не обидел, хотя в тот момент мысли были совершенно не об этом. В полном оцепенении я смотрел на серое пятно. На деле оно лишь слегка выделялось на асфальте, но поверх него я видел кадры выпусков новостей – поток огня и дыма, искореженное тело, похожее на сломанную куклу. Ах, мама…

«Отмщение вернет ее, а, Дэви? – спросил я себя. – Миллионы погибших в Иране и Ираке. Пятьдесят тысяч в Ливане. Одна женщина на Кипре. Ты за всех отомстишь? А как насчет погибших в Камбодже, в Латинской Америке, в Южной Африке?»

Они не мои погибшие. Это не моя мать.

Мне стало дурно. Столько погибших. Столько страдания… Ну зачем люди так поступают друг с другом?

«Что ты сделаешь с Матаром, когда разыщешь его?» – явился следующий вопрос.

Я смахнул слезы.

Вот разыщу – тогда и будет видно.

16

В Эль-Солитарио, в пятидесяти футах над прудом с зеленым островком посредине есть выступ. На него я и прыгнул. Скалы тянулись вверх еще футов на пятьдесят, но этот выступ располагался над глубоким участком. Кроме того, при прыжке с высоты сто футов до входа в воду развивается скорость пятьдесят пять миль в час. Профессиональных прыгунов такая высота не смущает, но, если войти в воду под неправильным углом, можно запросто сломать себе шею.

Солнце еще не поднялось в зенит, и прямые лучи падали только на вершины скал напротив. Впрочем, белый известняк хорошо отражает свет. В чистейшем зеркале пруда отражались и голубое небо, и белые скалы, и я. Шаг за край выступа, и я начал падать.

До воды лететь 1,767 секунды, но примерно через секунду, когда в ушах засвистел ветер, я прыгнул обратно на выступ и взглянул на нетронутую водную гладь. Глубокий вдох. Вода казалась холодной, как шлифованное железо.

Снова попытка, только на этот раз стартовал я не с выступа, а в двух футах от края, прямо в воздухе. Я опять начал падать, но опять прыгнул прочь до входа в воду.

Я пробовал снова и снова, еще и еще.

Афины, Бейрут, Каир, Тегеран, Багдад, Амман, Бахрейн, Эль-Кувейт, Стамбул, Тунис, Касабланка, Рабат, Анкара, Карачи, Лахор, Эр-Рияд, Мекка, Кносс, Родос, Смирна, Абу-Даби, Мускат, Дамаск, Багдад, Неаполь, Венеция, Севилья, Париж, Марсель, Барселона, Белфаст, Цюрих, Вена, Берлин, Бонн, Амстердам.

Я не смог получить ливийскую визу, чтобы полететь в Триполи, но все равно полетел, прыгнув мимо агента у стойки регистрации и мимо стюардессы. Рейс в Ливию популярностью не пользовался – самолет вылетел полупустым. На обратном пути я действовал по той же схеме.

Я старался посещать один-два аэропорта в день. Вставал в два-три часа ночи, прыгал в аэропорт вылета, урывками спал в полете, исследовал новое место для прыжков и к десяти утра возвращался обратно.

Потом я звонил в «Манхэттен СМИ-мониторинг» и справлялся, не угнан ли где самолет. За январь случился лишь один угон – советские заключенные захватили самолет «Аэрофлота» и приказали лететь в Кабул. Вскоре после прибытия в Афганистан они сдались. Если бы они не сдались, не представляю, что сделал бы я. Места для прыжка в Афганистане на тот момент у меня не было.

После недели юридических препирательств Милли дала АНБ согласие на допрос под контролем федерального судьи и в присутствии своего адвоката. Подробности я услышал однажды вечером, когда принес ее в горное убежище.

– Они пригласили твоего дружка из Вашингтона.

– Кого, Перстон-Смайта?

– Нет-нет, Кокса, – ответила Милли, покачав головой. – Брайана Кокса из АНБ, такого, с боками.

– С какими еще боками?

Милли показала себе на виски:

– Бритого по бокам. Широкоплечего, с бычьей шеей.

– Да-да, я догадался, о ком ты, только про бока не понял.

– А, ясно. Кокс сразу спросил, где ты.

– Как именно он спросил?

– «Где Дэвид Райс?» В ответ я фактически не солгала – сказала, что не знаю, где ты, и что мы поссорились в ноябре. И то и другое – правда. В тот момент ты был где-то в Европе, а в ноябре мы с тобой ссорились.

– А дальше? – спросил я, кивнув.

– Дальше мне пришлось врать. Кокс спросил, виделись ли мы после ссоры. Я сказала, что нет. Боялась, что прозвучит не слишком убедительно, но, по-моему, вышло отлично. Боюсь, ты плохо на меня влияешь. Потом Кокс спросил, звонил ли ты мне. Я опять сказала, что нет, добавила, что ссора получилась бурной и что я больше не желаю с тобой общаться. – Милли поцеловала меня в щеку. – Снова ложь!

Я улыбнулся и стал ждать продолжения.

– Кокс поинтересовался, почему мы поссорились, и я рассказала о звонке из Управления полиции Нью-Йорка. Он не очень удивился.

– Ясно, – кивнул я. – Прежде чем заняться тобой, агенты АНБ допросили Уошберна с Бейкером и услышали их версию. Интересно, а про жену Уошберна они слышали? Если Уошберна с Бейкером допрашивали отдельно, то, наверное, да. Особенно если допрашивали на полиграфе.

При упоминании полиграфа Милли разозлилась. Одним из требований АНБ было допросить ее на полиграфе, но судья его сразу отклонил. Не помогло АНБ и то, что они не желали говорить о причине расследования.