Полуночная земля - Евгений Шпунт

пурпурном который сразил его, не успел опустить свое оружие; кто-то пронзил его шею мечом, он захрипел, пуская кровавые пузыри, и рухнул. Вскоре погиб еще один фаэйри, другой, упал на колени, из-под прижатых к лицу рук бежали алые ручейки; над ним навис непонятно откуда взявшийся венардиец и занес над головой меч. Все это приосходило в нескольких шагах от места, где стояла Леу; она растерялась, застыла на месте, оглушенная лязгом, грохотом и криками, но сейчас, увидев, как в свете факелов хищно сверкает клинок, шагнула на помощь раненному дружиннику. Перехватила свой меч поудобней… что, придется все-таки убить этого человека? А, светлая луна, тут и выбора нет! Меч венардийца стал опускаться, Леу замахнулась своим, и не успела ударить. Морана возникла словно ниоткуда, отбила клинок солдата своим, пнула его в живот и когда венардиец сложился пополам вонзила меч ему в затылок…

Фаэйри снова выстояли. Кольчужники отступили, но после совсем короткой передышки, едва небо чуть посветлело, на холм обрушился огонь из арбалетов. Большого урона венардийские стрелки причинить поначалу не могли, большинство их болтов не долетали до поредевших рядов защитников, но ответить им было уже нечем, и осмелевшие арбалетчики стали подбираться все ближе. Их отгоняли короткими яростными вылазками, стрелки теряли одного-двух, отбегали, снова возвращались. Леу зацепило, правда не сильно, болт вспорол рукав ее куртки и слегка оцарапал руку, но фаэйри вокруг нее падали один за другим. Отстрелявшись, арбалетчики отошли, и не давая защитникам передышки на холм опять полезли пехотинцы. Теперь в заднем ряду не отсидишься, успела подумать Леу, от дружины Мораны осталось всего воинов двадцать. Страшно ей не было, только накатила какая-то глухая тоска. Скорее всего скоро она умрет, если не от венардийского копья или меча, то от собственного клинка, и даже не увидит Мартина напоследок… Леу тряхнула головой, стряхивая выступившие на глазах слезы, втянула воздух сквозь сжатые зубы и крепко сжала в ладони рукоять меча.

Венардийцы приближались, поскальзывались в мешанине из мокрой земли, вывороченной травы и крови, падали, поднимались, упрямо лезли вперед. Внизу в лучах восходящего солнца сияли шлемы и панцири тяжелой конницы и вились яркие флажки. Пели рога, подбадривая атакующих, и…

Первые солдаты добрались до вершины холма, щиты с грохотом столкнулись, сталь ударила о сталь, зазвучали крики и вой. Дружинники и тут успели оттолкнуть Леу к себе за спины, но совсем скоро прямо на нее вывалился венардиец, высокий и худой как щепка. Он тяжело дышал, вращал глазами, словно сам не понимал, что происходит, потом его взгляд впился в Леу, рука с мечом взлетела вверх. Она отшатнулась, ушла из-под сильного, но неуклюжего удара, черкнула своим клинком… Человек взвыл, выронил оружие и потрусил прочь, прижимая к груди разрубленную кисть. Леу не успела опомниться, как ее чуть не сбили с ног. Она обернулась и едва успела уклониться от выпада копья. Трое солдат, рыча и сыпля проклятиями, теснили Морану, а она, Леу, оказалась на пути. Копейщик отвлекся, Морана сделала выпад, и он упал на колени, завалился назад и замер неподвижно.

Морана ловко отбила удар другого противника, обернулась было к Леу, хотела сказать что-то, но вместо слов у нее изо рта хлынула кровь, побежала по подбородку и шее. Фаэйри удивленно взглянула вниз, на лезвие меча, которое пронзило ее грудь, подняла глаза, в которых стремительно гасли синие искры, на Леу, и беззвучно упала, раскинув руки.

Где-то за ее спиной возник и нарастал рокот, звучали оглушительные вопли. Леу не обратила внимание — она, оцепенев, глядела на тело Мораны в кровавой грязи, и только в последний момент заметила вспышку солнечного света на клинке, который вот-вот обрушился бы на ее голову. Она метнулась в сторону, ударила в ответ — ткнула мечом снизу вверх, но кольчугу венардийца пробить не смогла. Тот вскрикнул от боли, яростно выругался, попытался было замахнуться еще раз, а потом откуда-то возник огромный меч-двуручник и развалил солдата от плеча до пояса.

Леу задохнулась от неожиданности и ужаса, а обладатель меча, огромный длинноволосый человек, высвободил свое оружие и бросился на почти смявших остатки дружины венардийцев. Ее закружило, бросало из стороны в сторону; перед глазами мелькали клетчатые узоры — бурые, рыжие, темно-синие и зеленые, в ушах стоял рев десятков голосов, а потом после сильного толчка Леу оказалась на земле. Мимо валом валили люди, косматые и заросшие бородами, в клетчатых плащах, с широкими тесаками, топорами и маленькими круглыми щитами.

— Альва Убра! Альва Убра!

Опираясь на руки, Леу отползла в сторону — не хватало еще быть затоптанной — но толпа прокатилась мимо. Она обрушилась на венардийцев, разметала их и погнала назад, вниз по склону.

Кто-то, кажется один из уцелевших воинов Мораны помог ей подняться, о чем-то спрашивал, но Леу не отвечала, только растерянно оглядывалась по сторонам и механически, не глядя, пыталась вытереть чужую кровь с лица и одежды.

Как же шумно! Ей казалось, что сильнее грохотать, лязгать и вопить просто невозможно, но сейчас воздух просто вибрировал от звука труб и рогов, земля под ногами вздрагивала. Что происходит? Кто… кто эти люди? И Мартин… что с Мартином?

Борясь с бьющей все тело дрожью Леу осмотрелась, шагнула к гребню холма, и замерла, приоткрыв рот. Обтекая его с двух сторон в долину лилась река конных рыцарей под желтыми знаменами с большим красным солнцем. Они врезались в массу венардийской пехоты, смяли ее,растоптали и обратили в бегство, но навстречу им уже мчались закованные в латы всадники, над головами которых расправил крылья золотой орел. Две волны схлестнулись, и Леу показалось, что от грохота и звона холмы сейчас расколятся, а небо упадет на землю…

— Леу… Леу!

Она не отвечала, не в силах оторваться от кипящего в долине боя.

— Леу!

Чьи-то руки легли ей на плечи, повернули и сжали, сильно и бережно одновременно.

— Светлая луна, малышка! Как ты здесь оказалась? Ты цела?

Леу подняла глаза.

— Отец, — прошептала она и уткнулась лицом в его куртку.

Рыцарь Медвяной Пустоши

Она наконец-то смогла немного отдышаться и прийти в себя. Отец аккуратно разжал пальцы