Нарисуй мою душу. Несказка о душе и человеке - Иван Владимирович Ельчанинов

class="p">–А потом? – на выдохе спросил Данучи, да и никто в комнате не дышал, слушая Алуара, даже лекарь замер и превратился в ухо.

–Ты изменился в лице, такого страха я ещё не видел. Ты забился в угол и кричал, и плакал, ты умолял меня прогнать её. Тебе было всего четырнадцать, твой дар ещё не был выше войны. Ты сходил с ума на глазах, и я тебя спас, дал тебе второй шанс…

–Кого я просил прогнать? – спросил Данучи, как ему казалось, бесстрастно, а у самого жевалки на лице ходили ходуном.

–Я не знаю, кто она или он. Ты лишился рассудка, видел в комнате то, чего я не видел, называл увиденное разными именами, неизвестными мне – они были и мужскими и женскими. Какая-то сила, что правит войной, оказалась выше твоего дара.

–Не может быть! – настаивал художник.

–Как не может, если ты сейчас, в эту секунду намерен уничтожить мой народ? Думаешь, этого желаешь лично ты?!

–Ты пронзил душу войны, чтобы спасти меня?

–Да, чтобы спасти!

–Это был твой меч?

–Да, твоим мечом убивать не имею права!

–Что было дальше?

–Сталь засияла на миг и потемнела на вечность. Почерневший меч упал на пол, а полотно вновь стало чистым. Я посмотрел на тебя, зажавшегося в углу и не понимал, кто ты. Ты выглядел, как авр, но я видел тебя впервые. Забыл тебя, а не войну. Твой взгляд означал то же самое – ты не помнил меня. Ты выбежал из комнаты, и больше я тебя не видел. Я взял в руки чёрный меч, который тоже увидел впервые, и мне было страшно глядеть на эту темноту. Казалось, что в нём всё зло нашей планеты, которое никто не должен был увидеть. Позже, в своих покоях обнаружил кинжал, и его я видел впервые. Не понимал, что происходит, но позже понял, ведь никто в мире не знал слова «война». Весь мир забыл, что такое война, но не я, хоть и забыл про существование художника вместе со всеми. Представляешь, какую шутку сыграла память?

Правда оказалась неожиданной. Все, молча, размышляли об услышанном – даже гости из другого мира. На вопрос Алуара никто не ответил, и он продолжил:

–Честно, мне понравился этот мир, в котором никто не помнил слова «война». Настолько понравился, что я решил пожертвовать собой ради него, лишь бы мир никогда не вспомнил о войне, ведь я то чувствовал, что загадка кроется в чёрном мече, что, благодаря ему никто не помнит о войне. Я пошёл в туман один, хотел заблудиться в нём и стать его частью, но этого не происходило, вновь и вновь возвращался домой – «проклятье» тумана было снято. Тогда я нашёл самый глубокий овраг, вырыл в нём неглубокую яму и закопал в неё меч. Сейчас жалею об этом. Твоя жена права – когда её отец нашёл меч, тогда и началась война, тогда и вспомнили о ней все, кто жил в то время. Когда меч попал в твои руки, я вспомнил и тебя, и обо всём, что мы с тобой творили…

Сам же Данучи продолжал творить молчание, но, наконец, поверил Алуару, да и все, кто здесь был, поверил ему.

–Почему, не смотря на беспамятство, твой дар лишь растёт? – спросил он художника.

–У дара своя память, – ответил тот без колебаний. – Главное, считать себя достойным дара, ведь я его заслужил, а никто другой. У каждого, – сделал паузу, – человека есть светлая и тёмная стороны. У каждого есть, нет исключений – кто будет ангелом, а кто демоном решится после смерти. Смотрел на тьму свою, что накопил за годы жизни, и говорил себе: «Куда ты лезешь?». Затем смотрел на свет, которым не был обделён, и думал: «Да плевать мне на всю эту темноту! Достоин я дара, достоин!». Кто меня осудит за это? Ты видел судей? Их лица, как камень, их лица скупы и бездушны!

Закончил слова гневом, а Алуар спросил не смело:

–Почему не постарел?

–Не знаю. Наверное, потому что не хочу этого!

Повисла долгая пауза, каждый погряз в собственные воспоминания. Тишину, как ни странно, оборвал Данучи.

–В моём дневнике записана одна фраза. Не помню, чьи это слова: «Раз тебя смогли удивить, значит, тебя победили.», но лишь сейчас я их понимаю…

–Это мои слова, – с улыбкой промолвил Алуар.

Он почувствовал, что, наконец, достучался до художника.

–Я не могу тебе вернуть рук, – с чувством вины воскликнул настоятель, не зная, что сказать ещё, – но, надеюсь, что мы встретимся в следующей жизни, и я искуплю вину перед тобой!

После этой фразы Арлстау и Иллиан переглянулись, и это не осталось незамеченным. Арлстау не сомневался – хоть Данучи уже не помнит их первую встречу, но она записана в его дневнике, и он точно не забыл в нём упомянуть, что у Арлстау были искусственные руки, а теперь они вновь настоящие.

Данучи спрыгнул со стола и начал приближаться к гостям, заглядывая к каждому из них в глаза.

–Вы друзья? – обратился он к ним, чего они не ожидали, но кивнули в ответ, хоть и сделали это растерянно.

–Или враги?! – пробурчал он про себя, уже отвернувшись от них.

–С кем это ты? – спросил ничего не понимающий Алуар.

–Перед закатом, – воскликнул в ответ Данучи.

–Что перед закатом?

–Оставь меня до заката, мне нужно побыть одному. За полчаса до заката постучи в мою дверь, и я её открою…

–Спасибо, – прошептал настоятель и покинул художника, оставив наедине с собственными ангелами и демонами.

Данучи дал ему надежду. Дал надежду не словом, а тоном, которым произнёс слова, и настоятель покинул комнату счастливым. Глупо надеяться только на тон, но надежда слепа, как вера и любовь…

Ангелы души художника имели шанс победить, но им чего-то не хватало для победы. Когда человеку не хватает воздуха, он открывает окно, когда не хватает сил, он ищет покоя, а, когда он не знает, чего ему не хватает, он заходит в тупик и совершает далёкие от его ума поступки, в которых блага не найдёт ни один искатель.

Аккорды его мыслей тяжело дышали, а сами мысли невпопад брели. Дорога ими выбрана пустая, и, как бы не хотелось им свернуть, у них лишь получался пируэт. Что-то светлое они для себя решили, но тёмное отменять не желали!

Алуар думает, что знает, что к закату предпримет Данучи, но это не так. Художник хотел бы обойтись без жертв, но, разве, такое бывает?!