Эхо чужих желаний - Мейв Бинчи

праве выдать заключение о том, что ты испытываешь сильный стресс и нуждаешься в отдыхе и смене обстановки. Но если я напишу что-нибудь подобное, красотки в твоем монастыре решат, что у тебя нервный срыв, и не пустят тебя обратно. Так что это будут анализы крови.

Эмер и Кевин очень обрадовались гостям.

Счастливым родителям пришлось отбиваться от монахинь и медсестер, чтобы забрать малыша Дэниела из родильного дома, не окрестив. Они объяснили, что будущая крестная мать живет в сельской местности и скоро приедет. В ответ они выслушали немало опасений, ведь промедление ставило под угрозу бессмертную душу младенца. Но теперь вопрос был улажен. Мартин, в прошлом тот самый застенчивый шафер, согласился стать крестным отцом, и – главный сюрприз! – обряд крещения совершит отец Флинн. Разве это не чудо! Собраться в полном составе в другом городе спустя пять лет после свадьбы!

Никто не заметил, как побледнела Клэр при упоминании имени священника. Она сидела молча. Ей было приятно получить приглашение в этот теплый, гостеприимный дом и познакомиться с веселыми и непритязательными друзьями мисс О’Хары. Она была рада, что ее позвали на крестины, но она не хотела встречаться со священником, который знал всю подноготную ее семьи и навещал Томми в тюрьме. Она бы предпочла уклониться от присутствия на крестинах, а значит, придется просить помощи у мисс О’Хары.

Пока все совершали последние приготовления и убирали дом вечером перед крестинами, Анджела вдруг загрустила, как это часто бывало с ней в присутствии Эмер и Кевина. Они выглядели такой цельной парой, будто им вообще не нужен был остальной мир.

Восторг, который вызывал у них этот забавный, сморщенный, краснолицый малыш, был таким трогательным, на глаза наворачивались слезы. Пока они любовались сыном в его кроватке, Анджела подумала, что никогда не видела более счастливых лиц.

Она желала им всего наилучшего, и ей не нравилось легкое чувство зависти, невольно возникавшее у нее, когда она находилась рядом. Ни при каких других обстоятельствах она так сильно не желала, чтобы у нее тоже был свой Кевин – кто-то, с кем можно всем поделиться. Кто-то, кому она могла бы с улыбкой поведать о добром докторе Пауэре. Кто-то, с кем она могла бы ночью поговорить о Шоне и Сюе. Она вспомнила, как вернулась в дом Эмер после последнего визита к брату: ей очень хотелось снять туфли, сесть у камина и рассказать обо всем Эмер и Кевину. Но она не решилась открыться перед супружеской парой. После беседы они бы отправились спать: она – в опрятную гостевую спальню с ситцевыми занавесками и покрывалом, они – в большую двуспальную кровать. Они бы лежали, сжимая друг друга в объятиях, и тихо шептались о том, сколько тягот выпало на долю Анджелы. Она не хотела сочувствия, каким бы любящим и великодушным оно ни было. Она хотела, чтобы в ее сети попал одинокий слушатель. Было тоскливо хранить тайну Шона в течение семи лет.

Анджела посмотрела на Клэр, которая стояла в гостиной на стуле, помогая развешивать серебряные и белые украшения. Она была накоротке с девушкой, но считала, что не имеет права нагружать ее своими проблемами. И она сама отказалась говорить с отцом Флинном о Шоне, хотя именно отец Флинн нашел в Англии школу, где Шон смог устроиться на работу.

Она и Клэр – они обе вели себя по-страусиному, прятали голову в песок, отказывались принимать помощь и выражать благодарность честным и открытым способом. Удивительно, насколько похожими оказались их судьбы. Они обе получили по две стипендии – сначала для поступления в школу при монастыре, затем в колледж. Обе происходили из простых, малообразованных семей. У обеих были братья, попавшие в беду. И отец Флинн протянул руку помощи их братьям – один постепенно терял надежду, преподавая в английской школе и ожидая ответа из Рима, а второй читал комиксы в английской тюрьме.

День близился к завершению, и Клэр обнаружила, что находится рядом с отцом Флинном.

– Большое спасибо за все, что вы делаете для моего брата Томми, – сказала она, с трудом выговаривая слова. – И для Неда тоже. Вы нашли для него работу и следите, чтобы он писал домой. Это очень любезно с вашей стороны.

Отец Флинн посмотрел на нее:

– О, значит, ты и есть та самая Клэр О’Брайен, которая пишет письма Томми? Он с нетерпением их ждет, иногда я их ему читаю. Так что не пиши обо мне ничего плохого в следующем письме, иначе мне придется прочесть это вслух!

Клэр прониклась к священнику симпатией. Мисс О’Хара оказалась права. Отец Флинн не тряс головой и не говорил, что ситуация поистине ужасна.

– Знаете, отец, на самом деле в Каслбее у Томми нет будущего. Я много об этом думала. Он будет просто слоняться без дела.

– Впереди еще много времени, чтобы решить. Может быть, лучше слоняться без дела дома, чем там, где он слонялся раньше.

– Да, вероятно, вы правы. Возможно, я просто хочу держаться от него подальше: с глаз долой – из сердца вон.

– Ну, к тебе это не относится, – улыбнулся священник. – Ты не выбросила его из своего сердца. Ты очень отзывчивая девушка. Я желаю тебе успехов в университете и надеюсь, что ты встретишь там много интересных людей, прочтешь много книг и проведешь годы, которые запомнятся тебе навсегда.

Еще никто не желал ей добра в таких выражениях. Никто не высказывал вслух ее собственных надежд и мечтаний. Она действительно хотела прочесть много книг и чтобы у нее было время для чтения. Она надеялась встретить людей, с которыми сможет поговорить и которые расскажут о том, что читают. Этот забавный толстый маленький священник с глазами-бусинками видел ее насквозь.

Клэр проводила мисс О’Хару на вокзал. Они осмотрели общежитие Клэр, и Анджела заверила подопечную, что ей там будет совсем не плохо. Через неделю сюда съедутся девушки со всей страны, объединенные ненавистью к монахиням, которые руководят общежитием. Все новоиспеченные студентки будут нервничать точь-в-точь как Клэр, но ни одна из них не сравнится с ней умом. Мисс О’Хара и Клэр обошли город пешком, и теперь Клэр знала, что находится на каждой из четырех сторон сквера Стивенс-Грин и где искать Физический театр, который, как ни странно, был местом проведения первых лекций. Клэр прошла регистрацию и получила студенческий билет.

Клэр чувствовала себя умудренной опытом. Возвращаясь на автобусе от вокзала к мосту О’Коннелла, она с жадностью разглядывала город, в котором ей предстояло прожить три года. Труднее всего было привыкнуть к яркому свету. В Каслбее на Черч-стрит зимой зажигали редкие фонари, а на Клифф-роуд и дороге, ведущей к полю для гольфа,