Театр китового уса - Джоанна Куинн

Помогите Выиграть Войну На Кухонном Фронте: Превыше Прочего Избегайте НЕНУЖНЫХ ТРАТ!

Она не знает, как обратиться к сестре. Она хочет спросить, не бывает ли у нее тоже конвульсивных мгновений ужаса такого резкого и мощного, что приходится сесть и заплакать. Она хочет спросить, беспокоится ли Кристабель за Дигби так же сильно, как Флосси, но это кажется нарушением правил хорошего тона, будто признание в страхах и возможность того, что Дигби пострадает, что Дигби будет ранен, что Дигби взорвут, что Дигби никогда не вернется домой, а этого делать нельзя. Это будет все равно что вытащить из стены камень, который может обрушить весь замок.

Держи все под шляпой! БЕЗОТВЕТСТВЕННЫЕ РАЗГОВОРЫ СТОЯТ ЖИЗНИ.

Флосси опускает ручку и складывает письмо в ящик. Лучше послать открытку. Короткое сообщение с самым важным и без того, что действительно важно.

К – Д

16 сентября 1940

Приорат Бентли, Стэнмор

Дорогой Дигс,

Между сменами времени на письмо остается мало. Работаем четыре через четыре часа, а мне нужно спать. После того как на Лондон стали падать бомбы, передышек не было. Мы столько времени провели, подгоняя войну, чтобы она уже началась, и теперь она не даст нам и мгновенья передышки.

Жилье у нас приличное. Я в истребительной авиации, расквартированной в приорате Бентли, большом поместье, устроить которое твоя мать всегда стремилась. Ничуть не похоже на старый разваливающийся Чилкомб. Здесь несколько людей, интересующихся театром. Мы поговаривали о том, чтобы поставить спектакль в концертной комнате. Я предложила «Генриха V», но затем старшие офицеры прослышали об этом и решили, что предпочитают делать комедийные сценки в женском платье. Я не уверена, почему это считается смешным, но меня назначили главной по свету, так что…

Я подозреваю, что это письмо отправить не смогу, поскольку нам не разрешают никому рассказывать, чем мы здесь заняты, но я хочу поговорить с тобой об этом, поэтому оставлю его для тебя, чтобы передать на следующей увольнительной.

Все очень секретно. В ЖВС мы привыкли расплывчато говорить о «работе с радио», когда спрашивают, а затем менять тему. Есть все-таки преимущество в убеждении, что женская работа должна быть пустяковой.

Она СОВСЕМ не пустяковая. Мы отслеживаем немецкие самолеты, когда они летят над Ла-Маншем, рассчитываем их траекторию на настольной карте с помощью цветных жетонов, как в игре в блошки. Старшие офицеры смотрят на карту вниз с балконов, как богатые люди в ложах в театре. Они следят за происходящим и высылают истребители ВВС, чтобы встретить немцев. Воздушные тревоги тоже исходят отсюда.

Мне проще, если я притворяюсь, что это блошки в огромной настольной игре. Если я думаю о том, что там живые люди, я не могу собраться. Некоторые девчонки носят наушники и слышат по радио сквозь помехи голоса пилотов. И хорошо, когда они говорят: «Вперед!» и «Он мой», но совсем нехорошо, когда слышишь их крики.

В одну из первых моих смен здесь я изрядно перепугалась, когда поняла, что двадцать вражеских самолетов летят прямо на Чилкомб. Мгновение я не знала, что делать. Солнечное утро, и вот я палкой двигаю фигурки через море, ближе и ближе к дому. Там Флосс, подумала я. Сидит, спрятав нос в книжке «Миллс и Бун», оторванная от мира. На мгновение я подумала о том, чтобы послать ей сообщение, но нельзя же было покинуть пост!

Затем по радио сообщили, что немцы атакуют корабль королевского флота в порту Портленда. Больше сотни людей погибло, но я чувствовала только своего рода размытую благодарность. Кошмарно чувствовать благодарность за смерть чужих людей вместо своих.

Флосси мне потом рассказала, что они слышали взрывы и подумали, что началось вторжение. Оказывается, мистер Брюэр с другими спрятал оружие в кургане на Хребте в качестве какого-то секретного плана защиты. Говорит, что не бежал от немцев в прошлый раз и не собирается делать это теперь, даже если они будут разъезжать на танках по нашей лужайке.

Ребенком я представляла, как защищаю Чилкомб. Я всегда представляла, как скачу по подъездной дорожке на лошади, размахивая мечом. Я много об этом думала, знаешь. Все в опасности – Кристабель спешит на помощь! Иногда я лежала в постели и представляла, как все, кого я знаю, умирают и только я могу спасти их. (Затем меня посещал страх, что, представив их смерти по глупости, я их приближу, будто приглашу. Леденящее кровь чувство.)

Но теперь мою страну атакуют, и я не могу пойти ни на кого в атаку. Буквально этим утром офицеры на балконе смотрели на мой угол карты, где я двигала своих смертоносных блошек к Сассексу, и казалось совершенно неправильным, что такое творится, а моя единственная роль – отображать происходящее.

Я, должно быть, замедлила движения, потому что офицер позади пробормотал:

– Ты еще с нами, Сигрейв?

– Да, сэр, – сказала я и быстрее задвигала фишки.

Мне нужна возможность делать больше, Дигс. Быть здесь – без сомнения, привилегированная позиция, будто у надзирающего бога, и я стараюсь изо всех сил быть такого рода богом, из тех отстраненных, что позволяют событиям разворачиваться. Но я не могу не чувствовать, что я один из тех порывистых импульсивных богов, что спускаются на поле битвы и вмешиваются в мир смертных людей.

Перри говорит, что ты, наверное, истекаешь потом в танке в Северной Африке. Пожалуйста, будь осторожен. Мы теперь в гуще событий, не так ли?

Твоя Криста

Ночной клуб на Пиккадилли

Март 1941

Есть какая-то лихорадочность в этих опасных ночах во время Блица. Особенно в этой – лунная суббота, в воздухе намек на весну и, несмотря ни на что, выходящие на улицу люди. Авторитарная темнота превращает это в запретный побег, полуночный пир. Город высок и тенист подобно лесу, а они пробегают меж его ног, как дети.

Тысячи лондонцев каждую ночь ищут укрытия на станциях метро, вне зависимости от того, падают бомбы или нет. Они укутываются в одеяла, играют в карты, поют песни и вяжут. Но некоторые спешат в другие подземные убежища: подземный гриль в «Ритце»; подвальные винные бары в Сент-Джеймсе, где группы играют джаз до раннего утра; неприметные ночные клубы под тротуарами Вест-Энда, где никогда не перестают наливать. Места, куда попадают по крутым неосвещенным ступеням – их клиенты спускаются под черную землю в пещеры, заполненные смехом и светом.

Розалинда слишком долго живет на этом свете, чтобы вливаться в патриотические концерты на грязных станциях