Театр китового уса - Джоанна Куинн

ты можешь понять из картинки, я в Дувре, и ты понимаешь, что это значит. Дух приподнятый. Мы рады отправиться в путь, хоть мне и жаль, что нет возможности посетить Дуврский замок. На него из доков открывается идеальный вид, и он выглядит невероятно. Думаю, тебе бы понравилось, как я выгляжу в форме, хотя и знаю, что ты предпочел бы для меня другую форму. Многие офицеры, которых я встречаю, помнят тебя с прошлой войны и рассказывают, каким славным ты был солдатом. Как я и писал прежде, я думаю о тебе и маме каждый день и надеюсь, что ты будешь мной гордиться.

Твой сын,

Дигби

Записка на розовой бумаге с коробкой рахат-лукума

22 декабря 1939

Мейфэр

Дражайшая Флосси,

Надеюсь, тебе не слишком одиноко в этом болезном старом доме под полными грачей деревьями. Ты получила корзину из «Харродс»? Я помогала твоей матери выбрать ее. Она посылает поздравления с Рождеством, и я тоже.

С выключенными огнями Лондон кажется призрачным и настороженным. Мы бродим по непроглядным улицам, взывая друг к другу, когда над нами в ночном воздухе парят аэростаты заграждения подобно рыбам на привязи. Я ношу белую шубу в пол и видна издалека, скольжу подобно призраку королевы.

Милая Флосси, сегодня я подниму за тебя бокал. Но сперва: концерт Бетховена в Национальной галерее – какое наслаждение! Они сняли картины и наполнили пустые комнаты музыкой, и мы собираемся здесь – кузнецы и скорняки, солдаты и моряки, и даже американцы. Оттуда в Беркли, где будем танцевать и кружиться, пока не рассеется тьма. О, эта невообразимая жизнь!

Миртл х

PS: Я видела Кристабель на той неделе. Ее деспотичное лицо – одни неистовые углы. Перри найдет ей важное задание, не бойся.

Рождественская открытка

23 декабря 1939

Миддлсекс

Леон,

Несмотря на невероятную щедрость твоего предложения избавить меня от девственности до того, как Адольф всех нас убьет, боюсь, ты сделал несколько предположений, которые я не могу оставить без комментариев. Первое: что я ею все еще обладаю. Второе: что даже если я ею все еще обладаю, то разделю данные об этом с тобой. Третье: что даже если я ею все еще обладаю, то желаю с ней расстаться. Четвертое: что даже если я ею все еще обладаю и желаю с ней расстаться, то посчитаю тебя подходящим на то кандидатом. Хотя могут найтись глупые женщины, что поддадутся твоему образу смуглого бельгийского грубияна, пожалуйста, не забывай, что я знала тебя до того, как ты выучился носить одежду. Не мог бы ты передать Перри, что его совет сработал, и я теперь в отделе Особых поручений, со штаб-квартирой неподалеку от Лондона? И не мог бы ты или он сводить меня на обед? Меня уже СОВЕРШЕННО тошнит от армейской баланды.

Кристабель

PS: С праздниками

К – Д

20 января 1940

Миддлсекс

Дражайший Дигс, где бы ты ни был,

Я планировала в этом письме набросать свои идеи для «Бури», но должна признать, что тяжело продолжать строить театральные планы без тебя. Признаюсь также, что возможность поставить этим летом спектакль в Чилкомбе кажется еще менее вероятной. Флосси говорит, что землю у домика вскапывают, чтобы можно было посадить овощи. В Театре Китового уса будет расти картофель. Возможно, он окажется более популярным, чем мои последние постановки. Но нам нужно думать о том, что будет после окончания войны. Победное представление, естественно.

НЕВЕРОЯТНО раздражает невозможность поговорить с тобой. Кажется, будто я раз за разом делаю подачи через теннисную сетку, но мяч никто не возвращает. Но неважно, вот мысль: разве не здорово будет, если зрители «Бури» прибудут на лодке?

Ах, длинное молчание: пок, пок, пок, мяч прыгает в пыльный угол.

Теперь в моей жизни много молчаний. Меня готовят в качестве «координатора операций», поэтому я существую в подвальных комнатах, наполненных сигаретным дымом, где единственный звук – отрывистые приказы. Нас учат переводить радиосигналы на большой стол с планшетом, где члены ЖВС длинными палками передвигают металлические фигурки, изображающие воздушные цели. Похоже на то, как я двигала персонажей в нашем картонном театре, но с гораздо меньшим числом диалогов.

Пока что мы только проводили подготовительные учения, но, если Гитлер соберется с силами и пошлет на нас бомбардировщики, мы примемся за дело всерьез. Время тянется медленно. Иногда, выбираясь из нашей норы, я не знаю, встретит меня день или ночь.

Я начинаю думать о военной подготовке как о, в первую очередь, способе заставить людей замолчать. Так я и сказала Перри – они с Леоном пригласили меня на обед – и он ответил: «Милая девочка, представь это стратегией. Молчание дает нам больше времени подумать о следующем шаге». Он посоветовал мне играть терпеливого рыбака, который учится позволять реке течь мимо.

Я возразила, сказав, что мы можем лишиться жизни, если будем проводить время, пялясь на реки. Перри сказал, что на войне всегда теряются жизни, и добавил: «Это вопрос количества».

Можешь представить, как я на это зарычала. Леон тоже. Но Перри всего лишь улыбнулся и сказал, что злость полезна, только если используется стратегически. Он сказал Леону, что необученную собаку пристреливают, затем велел ему заканчивать скалить зубы и отвести меня в кафе «Рояль».

Я думала, что Леон обидится, но он всего лишь засмеялся, как он делает, изображая пирата Черную Бороду. Иногда я забываю, что он сын Тараса, но в нем есть та же вулканичность. Никогда не знаешь, как он отреагирует.

Мы отправились в кафе «Рояль», и Леон меня развлекал, пусть и несколько вульгарно, на протяжении нескольких часов. Рассказывал мне о своих беспутных приключениях в торговом флоте и как Перри учит его полезным вещам вроде удушения людей рояльной струной. Он начал было показывать мне, но получил сообщение от Перри и вынужден был спешно убежать. Из него выйдет отличный Меркуцио, не думаешь?

Черт возьми, Дигби. КАК странно, что нельзя с тобой поговорить. Перри говорит, что мы можем не увидеться месяцами, годами. Непредставимая мысль. Не могу пережить ее. Но должна.

Пиши мне, пиши мне, вернись, вернись. Нет, не слушай меня. Оставайся, и сражайся, и будь настолько храбрым, насколько можешь. Я рассчитываю на тебя в этом.

Я не буду отставать.

Твоя Криста

Страницы записной книжки

Франция, где-то

26 мая 1940

Дорогая Криста,

Сомневаюсь, что смогу отослать это, но писать тебе меня утешает.