В плену сердца - Тори Майрон

Меня нисколько не удивляют его отнюдь нечеловеческие поступки, о которых он только что рассказал мне, ведь я всегда знал, что Роберт вытворял мерзости и похлеще. Однако это действительно на грани фантастики — воочию видеть, с каким трудом ему даётся копаться в этих воспоминаниях.

– Я не запирал её в комнате. В этом плане ты переплюнул даже меня, – минуты через три гнетущего молчания Роберт снова начинает говорить. – Мы заключили рабочий договор, и он ничем не отличался от всех предыдущих контрактов, за исключением двух пунктов: он был бессрочным, и к Виктории всегда должна была быть приставлена охрана. Она и шагу из дома ступить не могла без моего ведома и разрешения. В остальном же всё было, как и со всеми другими моими любовницами. Мой план был вообще никак не выделять Викторию. Я хотел доказать, что она для меня ничего не значит. И мне это удавалось, правда только внешне. По мне нельзя было понять, что рядом с ней я таял, как сопливый малолетка, и в той же мере возбуждался, стоило нам оказаться наедине. Она не догадывалась, что каждый день на работе я не мог дождаться встречи с ней, а ночами мечтал, чтобы утро никогда не наступало. Я не говорил ей, что мне ни с кем не было так хорошо, как было с ней. Не усыпал комплиментами. Не признавался, что мне нравится в ней всё — от запаха до кончиков пальцев. Не рассказывал ничего из происходящего на работе и не спрашивал, как прошёл её день, пока меня не было дома. Я не делал ничего из того, что делал с Мирэлой, когда благодаря её стараниям влюбился в неё по уши, а только трахался с Викторией, как с другими контрактными шлюхами, раз за разом уверяя себя, что скоро моё помешательство на ней пройдёт и я вновь смогу почувствовать себя трезвым, адекватным и свободным. Но время шло, я жил по своему излюбленному сценарию: работа, бесконечные встречи, собрания, сделки, командировки, а в свободное время секс, секс, секс и ничего, кроме секса, причём не только с Викторией, но временами и с другими женщинами всё с той же глупой надеждой, что у меня получится… Как ты там выразился?.. Излечиться, – он искоса смотрит на меня с насмешкой. – Но, увы, излечиться так и не удалось ни через месяц, ни через два, ни через полгода. И чем дольше я пытался перенасытиться и устать от Виктории, тем сильнее я злился, когда этого не происходило. И в итоге это привело к тому, что ко всей несусветной гамме чувств к ней добавилась ещё и ненависть, которая особенно сильно проявлялась, когда я ловил на себе её влюблённый взгляд. Эта глупышка продолжала любить меня, невзирая на всё, через что я заставил её пройти. Она любила, несмотря на ежедневные слёзы из-за моего потребительского отношения к ней. Любила, несмотря на то, что я лишил её свободы и права самой принимать хоть какие-либо решения в своей жизни. Да, я снабдил её комфортом и деньгами, но не этого она хотела от меня. Она любила и не переставала наивно надеяться, что я всё-таки изменюсь и захочу ей дать больше… внимания, заботы, общения, взаимности. И этот её щенячий взгляд, попытки поговорить со мной, просьбы провести время вместе где-то, кроме постели, бесили меня лишь сильнее, потому что я не собирался ей ничего этого давать. Не собирался создавать с ней семью, не собирался брать совершенно ненужные мне обязательства и оправдывать её глупые женские надежды. Мне хотелось поскорее стать к ней безразличным, чтобы избавиться от неё. Я хотел отпустить её, но не мог. Я любил её и ненавидел себя за эту слабость, отчего сходил с ума и мучал нас обоих. И я больше чем уверен, что продолжал бы мучать нас так до бесконечности, если бы не моя командировка в Рокфорд, где Виктория наконец встретилась с тобой.

***

– Со мной?

Что я там говорил о своих взлетевших от удивления бровях? Теперь они не на потолке. Они пробили его насквозь.

– Да, Адам, с тобой. Ты этого не можешь помнить. Тебе было чуть больше года. Мы приехали в особняк, где ты жил под присмотром Фреда и остальной прислуги, и Виктория влюбилась в тебя с первого взгляда. Женщины не могли от тебя отлипнуть, ещё когда ты был младенцем. Понятное дело, ты их не возбуждал, но притягивал точно магнитом. Вот и она не смогла перед тобой устоять и не упускала ни одного удачного случая понянчиться с тобой, даже несмотря на мой строгий запрет подходить к тебе. Я не хотел подпускать её ни в одну из сфер своей жизни, кроме спальни, но чуть позже мне предстояло узнать, что она неоднократно нарушала мой приказ. Ты стал её радостью и одновременно горьким напоминанием о том, что со мной она никогда не сможет иметь детей и создать семью. За пару недель, что мы провели в Рокфорде, Виктория успела привязаться к тебе настолько, что была готова заботиться о тебе, как о родном. Видел бы ты, как она умоляла меня забрать тебя собой в Нью-Йорк. И знаешь… мой категоричный отказ на все её мольбы я смело могу добавить в копилку неверных решений, за которые мне следует просить у тебя прощение, Адам. Из-за своего эгоизма и трусости принять свои чувства к этой женщине я лишил тебя самой замечательной матери на свете. Я сам не давал тебе того, что обязан давать каждый отец своему ребёнку, и Виктории не позволил окружить тебя любовью. Я разбил ей сердце в миллионный раз, когда мы вернулись в Нью-Йорк без тебя, и после разбивал его ежедневно, пока упрямо продолжал использовать исключительно по одному назначению, параллельно раздражаясь её вечными просьбами либо отпустить её, либо начать относиться к ней не как к кукле для утех. Я бесился и не понимал, почему она всё никак не может успокоиться? Любая другая на её месте, даже самая нравственная, уже давно смирилась бы и привыкла к подобному положению вещей. Да и благоприятные условия жизни с огромной суммой денег, которая ожидала её в конце работы, должна была приглушить любые душевные страдания. Но Виктория была не как все. Я уже говорил, что деньги никогда не были для неё поводом для счастья. Она могла начать улыбаться от уха до уха, всего лишь увидев бабочку с редкой расцветкой крыльев или же распустившийся из бутона цветок, но от всех моих предложений купить ей машину, украшения и любую другую безделушку, которые обычно любят женщины, она мрачнела за долю секунды, потому как знала, что таким способом я пытался откупиться от её бесконечного нытья. За весь период контракта Виктория приняла от меня только всё необходимое для рисования. И ничего больше. Правда этот подарок не особо ей пригодился. За всё время работы на меня она смогла написать всего одну картину. И сделала это только после встречи с тобой. До этого, по словам прислуги, она могла часами смотреть в пустой белый лист и так ничего и не нарисовать. Видимо, своим пренебрежительным отношением я убил всё её вдохновенье, которое тебе удалось в ней возродить. Предполагаю, она так сильно скучала по тебе, что решила нарисовать твой портрет, и делала это на протяжении трёх месяцев, во время которых ни с того ни с сего подозрительно затихла, полностью перестав просить меня о чём-то большем, кроме секса, или же наоборот требовать её освободить. И вот тут моей крупнейшей ошибкой было не придать этому особого значения, наивно решив, что Виктория все-таки сумела смириться с видом наших отношений и впредь перестать надеяться увидеть во мне любящего заботливого мужчину. Но, чёрт побери, как же я крупно ошибся, – голос Роберта леденеет до пролетающей волны холода по коже. Так всегда происходит, когда он зол на кого-то, кто посмел пойти наперекор его приказу. – Я всегда говорил, что любовь превращает людей в идиотов, способных совершать донельзя глупые, опрометчивые поступки, и Виктория в очередной раз это доказала.