Город и город - Чайна Мьевилль

– Борлу, даже если ты думаешь, что мы поступаем несправедливо, это не значит, что так оно и есть. Если хочешь, можешь считать, что сейчас мы тебя судим. Расскажи нам о том, что ты сделал и почему, и тогда мы, возможно, поймем, как нужно действовать. Мы должны заделать пролом. Необходимо провести расследование: мы можем поговорить с теми, кто не проламывался, если это имеет отношение к делу, и мы в состоянии это доказать. Понимаешь? Есть санкции более суровые и менее. У нас есть твое досье. Ты полицейский.

О чем он говорит? О том, что мы с ним – коллеги?

– Почему ты это сделал? Расскажи нам. Расскажи про Иоланду Родригес и про Махалию Джири.

Я долго молчал, но плана так и не составил.

– Вы знаете? Что вам известно?

– Борлу.

– Что там? – Я показал на дверь, которую оставили чуть приоткрытой.

– Ты знаешь, где ты, – сказал он. – Что там, ты увидишь. Условия, при которых это произойдет, зависят от того, что ты скажешь и сделаешь сейчас. Расскажи нам о том, что привело тебя сюда. Об этом глупом заговоре, который вновь возник – впервые за долгое время. Борлу, расскажи нам про Орсини.

* * *

Серые тусклые лампы в коридоре были единственным источником света, который они мне оставили. Благодаря ему мой дознаватель постоянно находился в тени. На то, чтобы изложить им мое дело, понадобилось несколько часов. Я ничего не скрывал, потому что они, наверное, уже все знали.

– Почему ты проломился? – спросил мужчина.

– Это произошло не намеренно. Я хотел увидеть, куда направляется стрелок.

– Значит, это пролом. Он ведь находился в Бешеле.

– Да, но вы же понимаете. Вы знаете, что такое происходит постоянно. Когда он улыбнулся, у него был такой вид, что я просто… Я думал о Махалии и Иоланде…

Я зашагал по комнате, стараясь подойти ближе к двери.

– Откуда он знал, что ты будешь там?

– Не знаю, – ответил я. – Он – нацик, и притом психованный, но, очевидно, с контактами.

– И как с этим связан Орсини?

Мы посмотрели друг на друга.

– Я рассказал все, что знаю, – сказал я.

Я закрыл лицо руками, посмотрел сквозь пальцы. Мужчина и женщина, стоявшие в дверях, похоже, не следили за тем, что происходит. Я бросился на них – внезапно, как мне казалось. Один из них, не знаю кто, зацепил меня в полете и швырнул через всю комнату так, что я врезался в стену. Кто-то ударил меня – наверное, женщина, потому что мужчина все еще стоял, прислонившись к дверному косяку. Старик сидел за столом и ждал.

Женщина села мне на спину и взяла мою шею в какой-то захват.

– Борлу, ты в Проломе. В этой комнате проходит суд над тобой, – сказал старик. – Именно здесь он может закончиться. Ты за пределами закона; решение будет принято здесь, и его примем мы. Повторяю: расскажи нам, как это дело, эти люди, эти убийства связаны с историей об Орсини.

– Что ты делаешь? – спросил он у женщины после долгой паузы.

– Он не задыхается, – ответила она.

Я, насколько это позволял захват, смеялся.

– Дело не во мне, – сказал я наконец. – Господи… Вы изучаете Орсини.

– Такого места, как Орсини, не существует, – сказал старик.

– Мне все так говорят. Однако постоянно что-то происходит, люди исчезают и умирают, и снова и снова произносится это слово – «Орсини».

Женщина слезла с меня. Я сел на пол и покачал головой.

– Знаете, почему Иоланда так и не пришла к вам? – спросил я. – Она думала, что Орсини – это вы. Если бы вы сказали: «Как может существовать что-то между городом и городом?», она бы ответила: «А в Пролом вы верите? А где это?» Но она ошибалась, да? Вы – не Орсини.

– Орсини не существует.

– Тогда почему вы задаете эти вопросы? От кого я столько дней убегал? Я только что видел, как Орсини или что-то очень на него похожее стреляло в моего напарника. Вы знаете, что я проломился: какое вам дело до всего остального? Почему вам просто не покарать меня?

– Мы же сказали…

– По-вашему, это милосердие? Правосудие? Да бросьте. Если между Бешелем и Уль-Комой есть что-то еще, то что остается вам? Что-то внезапно вернулось, и поэтому вы вышли на охоту. Вы не знаете, где Орсини и что происходит. Вы… – А, да какого черта? – Вы напуганы.

* * *

Мужчина помоложе и женщина ушли и вернулись со старым кинопроектором, за которым по коридору тянулся шнур. Они повозились с аппаратом, и он загудел, а они навели его на стену. Кинопроектор показывал эпизоды допроса. Я, все еще сидя на полу, отполз назад, чтобы лучше видеть.

Улькомская милиция допрашивала Боудена. Короткий кусок с помехами, затем он заговорил по-иллитански:

– …не знаю, что произошло. Да, да, я прятался, потому что меня преследовали. Кто-то пытался меня убить. Я не знал, можно ли доверять Борлу и Датту, но когда я услышал, что они уходят, то подумал, что они могли бы вывести меня из города.

– …пистолет? – приглушенно спросил дознаватель.

– Потому что кто-то пытался меня убить, вот почему. Да, у меня был пистолет. Его можно раздобыть на половине улиц Уль-Комы, и вам это прекрасно известно. А я ведь прожил здесь много лет, знаете ли.

Что-то.

– Нет.

– Почему нет?

– Потому что Орсини не существует, – ответил Боуден.

Что-то.

– Ну а мне плевать, что думаете вы, и что думала Махалия, и что сказала Иоланда, и на что намекал Датт. И – нет, я понятия не имею, кто мне звонил. Но такого места не существует.

Раздался громкий треск, пошли помехи, и на экране появился плачущий Айкам. Ему задавали вопросы, но он не обращал на них внимания, а просто рыдал.

Картинка снова изменилась, и на месте Айкама возник Датт. Он был одет в гражданскую одежду, а его рука висела на повязке.

– Блин, я не знаю! – крикнул он. – Какого хрена вы меня расспрашиваете? Найдите Борлу, он знает гораздо больше, чем я. Орсини? Нет, ни хрена, я же не ребенок. Но вот в чем штука: хотя очевидно, что Орсини – это просто бред собачий, что-то все равно происходит, люди по-прежнему получают сведения, доступа к которым у них не должно быть, а какие-то неизвестные стреляют другим людям в голову. Проклятый молодняк. Вот почему я согласился помочь Борлу, и плевать на то, что я нарушил закон, так что валяйте, забирайте мой значок. И пожалуйста, можете не верить в Орсини сколько хотите. Я, блин, так и делаю. Но не забывайте пригибаться – на тот случай, если долбаный несуществующий город выстрелит вам в лицо. Где Тиадор? Что вы с ним сделали?

На экране застыл увеличенный, оскалившийся черно-белый Датт. Допрашивающие посмотрели на меня.