Город и город - Чайна Мьевилль

– Нам нужно поехать на раскопки, – сказал я.

Он посмотрел на меня.

– Мы с Тие готовы, – сказал Ашил. – Кто со мной?

Три четверти из собравшихся в комнате подняли руки.

– Я все сказала насчет него, – ответила женщина в платке, которая не подняла руку.

– Мы тебя услышали, – сказал Ашил. – Но… – Он обвел рукой собравшихся: они проголосовали не в ее пользу.

Я ушел вместе с Ашилом. Это было здесь, на улицах – что-то грозящее опасностью.

– Вы чувствуете это? – спросил я. Он даже кивнул. – Мне нужно… Могу я позвонить Датту?

– Нет. Он все еще в отпуске. И если ты его увидишь…

– То что?

– Ты все еще в Проломе. Ему будет легче, если ты оставишь его в покое. Ты будешь встречать знакомых тебе людей. Не ставь их в сложное положение. Они должны знать, где ты.

– Боуден…

– За ним следит милиция – ради его же безопасности. Никто в Бешеле и Уль-Коме не нашел никакой связи между ним и Йорджевичем. Тот, кто пытался его убить…

– Мы все еще полагаем, что это не Орсини? Что никакого Орсини нет?

– …возможно, попытается сделать это снова. Лидеры «Истинных граждан» дают показания полиции. Но, похоже, они не знают, состоял ли Йорджевич или кто-то другой в некоей тайной ячейке. И их это злит. Ты сам видел фильм.

– Где мы? В какой стороне раскопки?

* * *

Он провел нас этим удивительным путем – мы проламывались в транспорте, словно черви, петляя, двигались по обоим городам, оставляя за собой тоннель Пролома. Я думал о том, чем он вооружен и где спрятано оружие. Охранник у ворот Бол-Йе-ана узнал меня и улыбнулся, но его улыбка быстро погасла. Возможно, он слышал о моем исчезновении.

– Мы не подходим к ученым, мы не допрашиваем студентов, – сказал Ашил. – Ты понимаешь, что здесь мы расследуем обстоятельства твоего пролома.

Я стал полицией на месте собственного преступления.

– Нам было бы легче, если бы мы могли поговорить с Нэнси.

– Не разговаривайте ни с кем из ученых или студентов. Итак, начнем. Вы знаете, кто я? – спросил он у охранника.

Мы пошли к Буидзе. Он стоял, прижавшись к стене своего кабинета, и смотрел на нас – на Ашила с сильным, чистым страхом, а на меня – со страхом, к которому примешивалось удивление. Я увидел, как он думает: «Кто он? Могу ли я говорить о том, о чем мы говорили раньше?» Ашил повел меня в глубь комнаты, в затененный участок.

– Я не проламывался, – прошептал Буидзе.

– Вы готовы способствовать проведению расследования? – спросил Ашил.

– Ваша работа – предотвращать контрабанду, – сказал я. Буидзе кивнул. Кем был я сейчас? Ни он, ни я этого не знали. – И как успехи?

– Святой свет… Прошу вас. Единственный способ что-то стащить – сразу положить найденный сувенир в карман, чтобы он не попал в каталог. Но это невозможно, потому что на выходе всех обыскивают. Эти штуки все равно не продашь. Как я и говорил, эта молодежь ходит по раскопкам. Возможно, они проламываются, когда стоят на одном месте. Что тут можно сделать? Это не докажешь. Но это не значит, что они – воры.

– Под конец она сказала Иоланде, что можно быть вором и не знать об этом, – сказал я Ашилу. – Что у вас пропало? – обратился я к Буидзе.

– Ничего!

Он повел нас на склад, где хранились артефакты, и с ног сбивался, стремясь помочь нам. По дороге нас заметили двое студентов, которых я, кажется, помнил. Они замерли – их насторожила походка Ашила, которой я подражал, – и попятились. На складе стояли шкафы с недавно добытыми из земли предметами, невероятно разнообразными обломками Эпохи предшественников – сосудами, механическими моделями Солнечной системы, лезвиями топоров, фрагментами пергамента.

– Все поступает сюда. Начальник ночной смены следит за тем, чтобы найденное убрали в шкафы, заперли, а ключ оставили. Каждого, кто покидает территорию, мы обыскиваем. Они даже не спорят – понимают, что таковы правила.

Я знаком приказал Буидзе открыть шкаф. Я заглянул в коллекцию; каждая вещь в ящике лежала в своем «домике», в своем сегменте из пенопласта. Самые верхние ящики еще не заполнены. Нижние – забиты битком. Некоторые, самые хрупкие предметы были завернуты в безворсовую ткань, укутаны, спрятаны от посторонних взоров. Я открывал один ящик за другим, двигаясь сверху вниз, изучал находки. Ашил встал рядом со мной и заглянул в последний ящик с таким видом, словно ящик – чашка, а артефакты – чайные листья, по которым можно предсказать судьбу.

– У кого ключи ночью? – спросил Ашил.

– У меня… У меня… Ну, у кого как. – Страх Буидзе перед нами слабел, но мне казалось, что он не станет врать. – По-разному. Это не важно. У того, кто работает допоздна. Тут есть график, но они всегда на него плюют…

– А отдав ключи охране, они уходят?

– Ага.

– Сразу?

– Да. Обычно. Они могут зайти в кабинет, походить по территории, но обычно не задерживаются.

– По территории?

– Здесь же парк. Тут… приятно. – Он беспомощно пожал плечами. – Но выхода из него нет; через несколько метров начинается иная земля, так что они должны пройти здесь. Перед уходом их обыски-вают.

– Когда Махалия запирала шкафы последней?

– Кучу раз. Я не знаю…

– В последний раз.

– В тот вечер, когда она исчезла, – сказал он наконец.

– Дайте мне список, кто и когда это делал.

– Не могу! Он есть у них, но, как я и сказал, они постоянно друг друга выручают…

Я открыл самые нижние ящики. Среди крошечных грубых фигурок, замысловатых лингамов Эпохи предшественников и древних пипеток лежали завернутые в ткань хрупкие предметы. Я легко коснулся их.

– Старые, – сказал Буидзе, наблюдая за мной. – Их откопали тысячу лет назад.

– Ясно, – ответил я, читая этикетки.

Их выкопали, когда раскопки только начались. Я обернулся, услышав шаги профессора Нэнси. Она резко остановилась, посмотрела на Ашила, на меня, открыла рот. Она много лет прожила в Уль-Коме, научилась видеть все до мелочей и поэтому понимала, что сейчас происходит.

– Профессор, – сказал я.

Нэнси кивнула и посмотрела на Буидзе, а он – на нее. Она кивнула и вышла.

– Когда ключи были у Махалии, она сдавала их и шла погулять? – спросил я.

Буидзе недоуменно пожал плечами.

– Она предлагала другим запереть шкафы вместо них, когда была их очередь. Неоднократно.

Все маленькие артефакты лежали в своих «кроватках», застеленных тканью. Я не стал копаться в ящике, но провел рукой в глубине – наверное, не проявляя предписанного уровня осторожности.