Ее звали Ева - Сьюзан Голдринг

Но инспектор Уильямс вскидывает руку, веля ей молчать.

– Зачем вы это сказали, миссис Т-К? – спрашивает он. – Почему вы решили, что убили его?

– Потому что я помню, как я его убивала. Помню очень хорошо.

– Вы уверены? Подумайте как следует, прежде чем дадите ответ.

– Абсолютно уверена, инспектор. Как будто это было вчера.

– Вы хотите сказать, что по несчастной случайности застрелили его из охотничьего ружья?

– Вовсе нет! Это было умышленное убийство. Я очень хорошо стреляю.

– Тогда расскажите, как это произошло, – улыбка сошла с его лица, оно стало серьезным. Пэт хмурилась, чертыхаясь себе под нос.

– Он это заслужил. Что бы про него ни думали, он не был благородным человеком. На нем лежит ответственность за гибель многих невинных людей, в том числе моего мужа. За это я его и убила.

Охнув, Пэт прикрывает ладонью рот, затем восклицает:

– Ну это уж слишком! Она – старая женщина, ей далеко за девяносто. Она сама не понимает, что несет.

Но инспектор Уильямс снова жестом предостерегает ее.

– И вы помните, когда это случилось?

– Точную дату не назову. Давно это было.

– А где произошло убийство?

– В Кингсли, – Эвелин слышит, как Пэт снова с шумом втягивает в себя воздух. – Тело я оставила в лесу на территории Кингсли, но теперь вы вряд ли его найдете. С тех пор много воды утекло.

Инспектор откидывается на спинку стула, достает из портфеля папку и предъявляет Эвелин фотографии со свитером и брюками, которые показывал ей раньше.

– Мэм, пятна крови, что мы обнаружили на этой одежде, имеют отношение к убийству полковника Робинсона? Эти вещи были найдены в чемоданах, что лежали у вас дома.

Он показывает на пятна, обведенные в круги на фотографиях:

– Это кровь Стивена Робинсона?

– Что вы, вовсе нет! – смеется Эвелин. – Это не его кровь. Это кровь другого человека, сохранившаяся с далеких времен. В этот раз я действовала куда более осторожно.

– В этот раз?!

– Во второй раз. Когда мне пришлось разбираться с этим гадким полковником.

Пэт, она слышит, ворчит у нее за спиной.

– А раньше?

– О, тогда я не собиралась никого убивать. Просто так получилось.

Инспектор Уильямс сурово смотрит на нее:

– Ясно. То есть вы утверждаете, что вам не раз приходилось убивать? Я правильно понимаю, что вы совершили два убийства?

– Да, всего два. Я была обучена убивать. Как и все остальные.

– Ну все, довольно, – Пэт встает со стула. – Я больше не желаю слушать эту галиматью. Она окончательно спятила. Вы же понимаете, что это бред чистейшей воды?

– Это истинная правда, дорогая. Правда и только правда, ничего, кроме правды, – Эвелин смеется, вспоминая все судебные драмы, что она видела в фильмах по телевизору за свою долгую жизнь.

А потом Мэри открывает дверь и втаскивает за собой в комнату тележку с чаем. Катя ее по ковру, она сообщает:

– Пирожки с изюмом и миндалем кончились, но я нашла для вас песочное печенье.

– Чудесно, Мэри, – говорит Эвелин. – А то я проголодалась, пока мы тут болтали.

Пэт с инспектором встают и отходят в угол комнаты, переговариваясь приглушенными голосами. Звяканье расставляемых чашек мешает Эвелин разобрать каждое слово, но все же она слышит, как Пэт говорит:

– В начале следующего года мы выставляем поместье на продажу. Я не могу этого допустить.

– Не волнуйтесь раньше времени, – отвечает инспектор. – На прочесывании леса будет задействовано много людей. У меня на то есть все основания.

Эвелин берет одно печенье. Пожалуй, на этот раз она обмакнет его в чай. Только на этот раз. Ради такого торжественного момента.

5 декабря 2016 г.

Я что, с ума сошла?

Дорогой мой!

Думаю, тебя бы это тоже позабавило. Мне так понравилось дурачить Пэт и того славного полицейского. Осталось сыграть с ними еще один кон. Если б не это забавное развлечение, мое пребывание в этом чудесном добром приюте было бы довольно скучным. Помнишь, как мы любили играть в шарады, когда ты приезжал домой в отпуск? Так вот это как одна длинная игра в шарады, одна длинная рождественская вечеринка.

Теперь, вне всяких сомнений, все начинают подозревать, что я действительно выжила из ума, так что, если я брошу кости еще раз, думаю, мне удастся их убедить, что с головой у меня не в порядке, и они больше никогда не поверят ни единому моему слову.

Но все свои карты перед ними я никогда не раскрою. Никогда не скажу им, что мысленно составляю тебе письма, и никогда не скажу про Лизи, мою ненаглядную маленькую Лизи. Она – наша с тобой маленькая тайна.

Спокойной ночи, дорогой. До скорой встречи.

Со всей любовью, твоя Эви.

P.S. Я люблю тебя.

10 декабря 2016 г.

Пожар, горим!

Эвелин смотрит на крошечное черно-белое фото маленькой девочки. Снимок растрескался и измялся, оттого что она тысячи раз брала его в руки и целовала. Глянец от тысяч поцелуев тоже истерся, но она по-прежнему смотрит на улыбающееся лицо, запечатленное в мгновение счастья много лет назад.

– Прощай, родная, – шепчет Эвелин. – Время пришло. Я должна с тобой расстаться. Прости. Я никогда тебя не забуду. Закрывая глаза, я всегда буду представлять твое лицо.

Кончиком пальца она обводит детские черты: щечки с ямочками, милый ротик, светлые волосы, заплетенные в косички.

– Ты частичка меня, но я вынуждена с тобой распрощаться. Мне невыносима мысль, что Пэт найдет тебя, когда меня не станет. Она узнает тебя, сравнит с фото в банке из-под печенья, потом начнет задавать вопросы, придумывать бог весть что, делать неподобающие выводы. Нет, уж лучше так.

Держа снимок над металлической урной, Эвелин подносит к нему зажженную спичку. Наблюдает, как пламя, лизнув уголок маленького фото, разгорается и пожирает бумагу. Снимок скручивается, и Эвелин роняет его в урну со скомканными конвертами, использованными салфетками и ватой. Весь мусор загорается, а вместе с ним и обрывки страховых оценочных ведомостей с его обличительными пометками, которые Пэт нашла в Кингсли. Из горящей урны поднимается дым. Эвелин отступает в сторону и садится в кресло. С минуты на минуту прибежит персонал, разбуженный пожарной сигнализацией. Эвелин смеется про себя. Это напоминает ей сумасшествие запертой на чердаке миссис Рочестер из романа «Джен Эйр».