Серые ублюдки - Джонатан Френч

Черт траханый! Шакал едва не выматерился.

– Хорошо целит, парень, – похвалил Певчий, бросая Шакалу пустой арбалет. – Приведи Колпаку его свина. Это меньшее, что ты можешь для него сделать после того, как его подстрелил.

Шакал сделал что велено, по пути перебросив арбалет через плечо. Почесав Очажку бок, повел варвара, на котором ездил Колпак. Это был тощий зверь цвета застарелого пепла, имени которого Шакал ни разу не слышал. Колпак проигнорировал попытки Певчего помочь ему взобраться на свина и сам перекинул раненую ногу через седло.

– Знаешь, что им сказать? – спросил Певчий.

Колпак кивнул.

– Тогда удачи, брат. Живи в седле…

Колпак, не ответив ему, только цокнул языком и ускакал прочь.

– Умри на свине, – проговорил Шакал, который не мог оставить девиз копыта без завершения. – Он не сказал.

– Он никогда это не говорит, – пробормотал Певчий, не сводя глаз с удаляющейся тени. Затем неторопливо подошел к свинам и принялся затягивать подпругу на своем варваре, явно готовясь в путь. Шакал присоединился к нему и стал поправлять седло на спине Очажка. Он так и не решил, что ему делать, но что бы он ни выбрал – ему все равно придется тереться задом о кожу. После долгого молчания он заглянул за спину Очажка, где стоял свин Певчего.

– Когда ты потерял Погранца?

– В первое лето, как ушел из Горнила, – ответил Певчий, все так же сосредоточенный на своем деле. – Наступил в колючку.

Шакал сочувственно кивнул, хотя Певчий на него и не смотрел.

– А этого как зовут? – спросил Шакал.

– Я его зову Злобным стариком, – ответил Певчий, осматривая черного как смоль свина.

– А это Очажок, – сказал Шакал, прежде чем понять, что его не спрашивали. Черт, даже его голос прозвучал как у десятилетнего мальчишки, желающего получить одобрение. Забравшись в седло, он толкнул свина и двинулся в путь. К чему было предаваться воспоминаниям со стариком, рядом с которым он чувствовал себя малым дитем?

Ответ озарил его разум.

Именно этот старый изгой сделал Шакала тем, кем он был. Как и Блажку с Овсом. Малышней они думали, что когда-нибудь будут ездить под его командованием, и долгими вечерами потешали друг друга рассказами о своем славном будущем. О том, как Певчий станет их вождем, а они – самыми доверенными его ездоками. Они не смогли постичь его внезапного печального изгнания. И до сегодняшнего дня Шакал почти ничего не знал о неудавшемся вызове, который бросил тогда Певчий. Но хотел бы знать. Хотел бы наконец узнать героя своего детства получше.

– Что Колпак собирается сказать Ваятелю? – спросил Шакал. – Что я мертв?

– Что ты жив. – Певчий недовольно фыркнул. – Что ты сбежал. Нельзя рассказывать ничего, кроме правды. Рано или поздно ты встретишься с другими кочевниками, и пойдет молва, от вольного к вольному, пока не вернется назад в Горнило. Колпака уличат во лжи, и Ваятель все о нем разнюхает. К тому же от мысли, что ты все еще жив, его будет бросать в пот.

– Неплохо, – заявил Шакал. – Но скажи, что случится через восемь дней, чтобы я, как ты говоришь, захотел тебе помочь?

– Поедем на север – узнаешь, – ответил Певчий, усаживаясь в седло.

– Если восемь дней ехать на север, – прикинул Шакал, – мы приедем в…

Он резко поднял глаза на Певчего – тот коротко утвердительно кивнул.

– В Гиспарту.

Сказав это, старый трикрат повернул свина, взглянул на звезды, чтобы сориентироваться, и пустился в путь.

Шакал помедлил минуту, чтобы посмотреть назад, куда вели с трудом различимые на земле отпечатки. Они исчезали в блеклом ночном пейзаже.

– Прощай, Синица.

На берегах реки раскинулись останки Кальбарки. Под восходящим солнцем разрушающиеся строения казались скелетом немощного странника, умершего от жажды в нескольких шагах от воды. Длинные арки Старого имперского моста торчали среди развалин, перекинувшись через мутные отмели Гуадаль-кабира, словно спеша избежать распада некогда великого города. Мост был сооружением древним, но до сих пор держался, пока окружающие его здания гиспартских архитекторов медленно рассыпались в прах, позоря гений имперских прародителей.

Чтобы добраться сюда, потребовались три утомительных дня в седле. Сначала Шакал был озадачен тем, что они сильно отклонились на запад, но теперь все понял.

Кальбарка располагалась над сердцем Уль-вундуласа, с севера и запада окаймленная хребтом, известным как Плавленые горы, и хотя она, разрушенная орками во время Нашествия, не восстановилась, но по-прежнему служила перевалочным пунктом на Императорской дороге. То было еще одно достижение ныне не существующего Империума – не одна мощеная дорога, а несколько, прорезающих Уделье маршрутами, некогда имевшими первостепенное значение для торговли и быстрого перемещения легионов. Шакал не знал, что случилось с императорами – кто-то из них был первым, а кто-то последним, и с тех пор мало что изменилось. Гиспартские короли появились после, но и они не удержали Уль-вундулас в руках. В малонаселенных пустошах, которые Шакал называл домом, было мало пользы от дорог и указателей. Копыта избегали этих мест, предпочитая ездить по бездорожью, по кустарникам и валунам. Именно там скрывались бы тяжаки, вместо того чтобы вышагивать по аккуратной мостовой. Тем не менее эта дорога оставалась самым быстрым маршрутом в Гиспарту.

– Здесь дадим свинам передохнуть, – объявил Певчий, глядя с хребта вниз на Кальбарку. – А когда взойдет солнце, выйдем на Императорскую дорогу и будем ехать до темноты.

Они спустились в долину и уже ранним утром достигли реки. Развалины находились в землях Короны, но Шакал не видел следов солдат, когда они пересекли мост и приблизились к тому, что осталось от стен. Он знал из разговоров с людьми Игнасио, что патрулей было мало. У Серых ублюдков редко находились причины заходить так далеко, и Шакалу до этого доводилось видеть Кальбарку всего однажды.

Певчий явно знал эту дорогу. Он вел их по усыпанным щебнем дорожкам, мимо затененных глазниц дверей и окон, из которых давно никто не выглядывал. Орки владели городом несколько лет после того, как прорвали его оборону, и теперь белизну стен пятнали их грязные символы, написанные кровью и восхвалявшие их ненасытных богов. Строить тяжаки не умели. Проломы в стенах орки завалили беспорядочными грудами камней и бревен, только ими и защитив свой трофей от контратак. Напрасно: Гиспарта никогда не пыталась отбить город обратно. А когда по Уль-вундуласу, толпами выкашивая орков и людей, пронеслась чума, положившая конец войне, город был заброшен.

– Хиляки так и не вернулись, – прокомментировал Шакал, вытягивая шею, чтобы осмотреть лабиринт разрушенных жилищ. – Видать, было слишком стыдно.

Ехавший впереди Певчий фыркнул.

– Еще вернутся. Как только один из королей прикажет восстановить Уделье, в этой пустоши солдат станет больше, чем крыс.