Империя должна умереть - Михаил Зыгарь

Что происходит потом, описано сотни раз, в том числе очевидцами, с разной степенью натурализма. Достоверность большинства рассказов под сомнением. Сам Гапон большую часть деталей в воспоминаниях заимствует из прессы. Максим Горький в очерке «Девятое января» детально описывает расстрел у Троицкого моста и около Дворцовой площади.

По воспоминаниям Гапона, сначала в толпу с шашками наголо врезается отряд казаков, а потом солдаты без предупреждения начинают стрелять. Гапон падает на землю во время каждого нового залпа, пока не поднимается один: остальные уже убиты или убежали. По легенде, он даже кричит «Нет больше Бога, нет больше царя» (впрочем, даже сам Гапон такой театральной фразы не помнит). И тут «кто-то берет его за руку и ведет в боковую улицу в нескольких шагах от места бойни». Это инженер Рутенберг. Он достает из кармана ножницы и обрезает Гапону волосы – рабочие, по его словам, делят их между собой. Они же отдают ему свою одежду – «рваное пальто и шляпу».

К этому моменту весь город уже превратился в поле боя. Всего к Дворцовой площади шло шесть колонн: три с севера и три с юга. Первой, в 11:30, на площади Нарвской заставы расстреливают юго-западную колонну, которую вел Гапон. Около 12 часов расстреливают три северные колонны – с Васильевского острова, с Петербургской и с Выборгской стороны. «Петербургская колонна» доходит до Троицкого моста, то есть до самого центра, справа от нее Петропавловская крепость, где похоронены все российские императоры, а слева строится особняк для бывшей любовницы императора балерины Матильды Кшесинской. Именно здесь солдаты дают залп и начинают расстрел, описанный Горьким.

Но через полчаса сюда же со стороны Финляндского вокзала мимо особняка Кшесинской подойдет колонна с Выборгской стороны, которую без стрельбы разгонят нагайками. Удивительная ирония топографии Петербурга – через двенадцать лет той же дорогой проследует приехавший в столицу Владимир Ленин. Он прибудет на Финляндский вокзал и тем же путем отправится к особняку Кшесинской, уже построенному и брошенному своей хозяйкой. И обоснуется в этом доме, под стенами которого 9 января 1905 года погибло пятеро человек, а ранено несколько десятков – первые жертвы русской революции.

Однако самое страшное побоище происходит на Университетской набережной, куда приходит колонна с Васильевского острова. Здесь солдаты встречают отпор: колонна не разбегается, захватывает оружейную лавку и начинает биться с полицией. Символично, что это происходит прямо у стен Академии художеств, которую возглавляет великий князь Владимир, – считается, что именно он ввел войска в Петербург.

«Не забуду никогда – сдержанная, величественная, безоружная толпа, идущая навстречу кавалерийским атакам и ружейному прицелу, – зрелище ужасное», – пишет Валентин Серов, наблюдающий за происходящим из окна Академии. Сорокалетний Серов, главный придворный художник, написал десятки портретов императора и его семьи, он отлично ориентируется в политической ситуации и понимает, что происходит за окном. Спустя несколько дней он напишет заявление о выходе из Императорской академии художеств, потому что больше не захочет состоять в одном учреждении с великим князем Владимиром. Ни одного портрета Романовых он с этого момента не сделает. «Я в этом доме больше не работаю», – будет говорить он.

Бой на Васильевском острове будет продолжаться почти два дня, только вечером 10 января власти окончательно подавят вооруженное сопротивление.

Больше всех повезло участникам колонн, идущих одна за другой с юго-востока по Шлиссельбургскому тракту. Офицеры не решаются открыть огонь по безоружным, ведь инструкции стрелять не было, каждый принимает это решение самостоятельно. Командир у Невской заставы выполняет приказ не пустить людей по суше, но за реку он не отвечает, поэтому толпа спускается на лед и благополучно доходит до Невского и Дворцовой площади. И там военные вновь открывают огонь, расстреливая людей и у Казанского собора, и на мосту через Мойку, и около самой Дворцовой, у Адмиралтейства.

«На моих глазах кто-то из толпы, разбегавшейся от конницы, упал, – конный солдат с седла выстрелил в него. Рубили на Полицейском мосту – вообще сражение было грандиознее многих маньчжурских и – гораздо удачнее» – так иронично описывает события Горький.

Точных данных о числе погибших нет. По официальным данным, убито 130 человек и около 300 раненых. Гапон уверен, что убитых было от 600 до 900, а, например, эмигрантское «Освобождение» Петра Струве сообщает о примерно 1200 погибших. Статья «Палач народа», которую напишет Струве о «кровавом воскресенье», станет, наверное, самой жесткой в его жизни: «Разорвалась навсегда связь между народом и этим царём. Всё равно, кто он, надменный деспот, не желающий снизойти до народа, или презренный трус, боящийся стать лицом к лицу с той стихией, из которой он почерпал силу, – после событий 9 января 1905 года царь Николай стал открыто врагом и палачом народа».

С самого начала ходят слухи о том, что власти скрыли большую часть трупов и поэтому распорядились не отдавать их родственникам. Публичные похороны запрещены, убитых хоронят ночью, тайно, в общих могилах.

Растерянного Гапона Рутенберг уводит домой к Савве Морозову, где ему сбривают бороду, переодевают в университетскую студенческую форму, и в таком виде он отправляется в квартиру Горького.

При встрече с ним в конце этого долгого дня, после увиденной бойни и неубранных трупов на Троицком мосту, Горький разрыдался. Однако весь этот ужас не подавляет писателя, а, напротив, возбуждает. Уложив обессиленного священника спать, он садится писать бывшей жене Екатерине Пешковой в Нижний Новгород: «Итак – началась русская революция, мой друг, с чем тебя искренно и серьезно поздравляю. Убитые – да, не смущают – история перекрашивается в новые цвета только кровью. Завтра ждем событий более ярких и героизма борцов, хотя, конечно, с голыми руками – немного сделаешь».

Тем же вечером собирается заседание Вольного экономического общества – по сути, это продолжение череды интеллигентских банкетов, только теперь в зал набивается несколько тысяч человек. Присутствует вся столичная интеллигенция – в том числе Зинаида Гиппиус, Мережковский, Философов и приехавший к ним в гости из Москвы молодой поэт Боря Бугаев (он же Андрей Белый). «Можно себе представить, какая у нас началась буча. Все были возмущены. Да и действительно: расстреливать безоружную толпу – просто от слепого страха всякого сборища мирных людей, не узнав даже хорошенько, в чем дело» – так записывает в своем дневнике Гиппиус.

Туда же приезжает после нескольких часов сна Гапон вместе с Горьким и Рутенбергом. Первым на трибуну выходит писатель, зачитывает письмо Гапона и передает слово «его представителю». Выходит бритый и переодетый Гапон и говорит, что «теперь время не для речей, а для действий; рабочие доказали, что они умеют умирать, но, к несчастью, они были безоружны, а без оружия трудно бороться против штыков и револьверов, теперь ваша очередь помочь им». Даже если кто-то в зале узнал его, никто не показал виду. Потом Гапон, Рутенберг и еще несколько человек обсуждают за сценой, как достать оружие и организовать народное восстание, пока Горький стережет вход. Участники собрания пишут воззвания к офицерам, которое подписывают 459 человек. Через несколько дней, когда начнутся репрессии, листы с подписями сожгут.