Любовь Стратегического Назначения - Олег Гладов

Там был Толя Сахар.

Ему было четырнадцать лет.

У него были татуировки на пальцах и два условных срока.

Чего у него не было — тормозов.

Он был со своим приятелем Дытей.

Им обоим заплатил Антон.

Он целый год вынашивал план мести.

За тот удар по яйцам. За унижение.

Он потерял часть своего авторитета в стае.

Он испытывал боль не только физическую. Физическая — полностью исчезла через трое суток. Он испытывал ярость.

Он отдаёт Толе Сахару и Дыте плейер и двадцать рублей денег. Он зовёт Юлю и её подружек смотреть «Греческую смоковницу».

Поставили немецкое жёсткое порно.

Били в живот.

Заставляли целовать свои торчащие тонкие пиписки.

Пытались изнасиловать всех трёх, но получилось только у Дыти с Тасей.

Они втроём делали всё, что им говорили делать Сахар и Дытя. А мальчик Антон обоссался от страха и только ныл в углу у телевизора, как заведённый:

— Ну хватит уже пацаны… Ну хватит уже…

У Толи Сахара точно никогда не было тормозов. Потому что он вдруг набросился на Антона и стал бить его ногами, крича:

— Да заткнёшься ты, урод, или нет???!!! А!?? Заткнёшься когда-нибудь, а???!!!

Когда Антона начали бить, девчонки чудом выскочили из квартиры голые… И стали звонить во все двери подряд!!! — заорала вдруг Юля, брызгая слюной.

Вся правая щека того, кто сидел прямо напротив неё за узким столом, враз стала мокрой. Он закрыл глаз липкий от ротовой влаги. Он больше не видел. Он слышал:

— Смешно??? — прошипела Юля.

В тот момент её скулы сводило от злости.

Она помнила всё спустя годы.

И даже если она когда-нибудь забудет — я буду помнить.

Следователь был не молод и не стар. Он уже давно не испытывал никакого особого трепета перед своей работой, но ещё не окончательно созрел для увольнения по собственному желанию. Ему было всё равно. Вообще. Ему было всё равно и всё ясно.

Толя Сахар всю жизнь (как говорили тогда и говорят сейчас) искал себе приключений на жопу. Павел Артамонов, известный как «Дытя», бессменно сопровождал его на этом полном интересных событий пути. На обоих висели условные за хулиганку и отобранные у пьяного шахтёра часы. Теперь плюсом шла весёлая история с групповым и полным набором: побои, изнасилование, потом сама организация группы, потом… короче, хватало. Он просмотрел характеристики из Комиссии по делам несовершеннолетних на Артамонова и Сахара. В той же папке на таком же бланке, но без красной полосы лежала характеристика на одну из пострадавших. Через десять минут она должна была войти в этот кабинет для дачи показаний. Поэтому следователь бегло просмотрел документ. Через десять минут Юля вошла. Села на стул. Ещё через десять минут следователь быстро вышел из кабинета и прошёл по лестнице куда-то наверх — вглубь здания. Он зашёл в большую приёмную, взмахом руки прервал тираду секретарши и толкнул тяжёлую дверь с гербом на двери. Очень скоро он и хозяин кабинета быстро спустились на этаж ниже. Зашли в небольшое помещение, где их одиноко ждала Юля, и закрыли за собой дверь на ключ.

— Послушай её! — говорит следователь.

Она сообщает ментам, что узнала его.

— Кого? — спрашивает приведённый мужчина.

Она узнала Волшебника.

Того дяденьку, который уводил её в тот далёкий вечер из двора, обещая наколдовать серёжки с камешками.

— Какими камешками? Что за бред? Ты какое дело ведёшь?

Новый начальник милиции не местный. Поэтому не сразу понимает, о чём ему твердит его подчинённый. Он не помнит шестерых девочек, пропавших без вести несколько лет назад.

Юля утверждает, что абсолютно точно узнала Волшебника.

— И кого!!! — говорит следователь, размахивая указательным пальцем перед носом своего начальника. Он просит Юлю назвать имя. Юля называет.

— Бред! — говорит начальник. Спустя ещё сутки он так не думает.

В ментовке лезут в архив и находят записи участкового девятилетней давности. Там говорится, что свидетель и потерпевшая в одном лице четырёх лет от роду помнит, как выглядит подозреваемый. Каков он на вид, что глаза у него голубые, что волосы светлые и что у него один золотой зуб в верхней челюсти. Этот человек — главный инженер огромного металлургического комбината. В то смутное последнее десятилетие двадцатого века директор этого предприятия был очень неугоден всем в городе. Под него и его команду никак не могли копнуть. Даже стреляли в него как-то. А тут — главный инженер.

Главный инженер на заводе и папа Стеши в личной жизни.

Приёмный папа. Не биологический. Отчим.

Процесс был громкий.

Прокуратура и МВД вцепились в это дело мёртвой хваткой.

— Но это же бред! — говорит адвокат главного инженера.

Стеша ошарашено смотрит на маму.

У мамы истерика.

Главный инженер, которого зовут Андрей Вячеславович, бледный и спокойный даёт показания.

Юле делают с ним очную ставку.

Она ещё раз подтверждает сказанное ранее.

Адвокат Андрея Вячеславовича напрягается.

Весь город узнаёт, что ещё один свидетель обвинения — Любовь Фёдоровна Соболева, старушка с посёлка Административный, — сказала «Хто ево знает, вроде похож».

Адвокат Андрея Вячеславовича расслабляется: «вроде…»

— Да… — говорит следователь как-то вечером. — Это тебе не топор с отпечатками пальцев возле отрубленной головы…

— А на кольце отпечатки могут быть? — спрашивает Юля.

— На каком кольце? — вопросом на вопрос отвечает следователь.

Они с Юлей едут на её квартиру. Мать никак не реагирует на дочь и мужчину, прошедших прямо в обуви в детскую. Следователь понимает, что никаких отпечатков на кольце, конечно же, нет. Но на следующий день, испытывая омерзение от вида самодовольной рожи адвоката, — сообщает тому историю о колечке в спичечной коробке. Адвокат фыркает и разве что не хохочет. Сразу после визита к следователю он отчитывается перед своим клиентом по телефону. Рассказывает, как идут их дела, и уже в конце, чуть не забыв, упоминает о кольце в коробке из под спичек.

На следующий день Андрея Вячеславовича находят повесившимся в собственном кабинете.

Почти никто не знает о кольце. А те, кто знает — не могут точно сказать, были ли на нём отпечатки. И куда оно вообще делось. А было ли? Никто толком не знает.

Зато весь город знает о Юле.

О том, что из-за неё повесился такой уважаемый человек.

Друг не менее уважаемых людей.