Любовь Стратегического Назначения - Олег Гладов

На площадке восьмого этажа выцарапано «Я тебя ненавижу».

Это первое, что читает Юка каждое утро, выходя из квартиры. С «Я тебя ненавижу» начинается её день. И тем же заканчивается.

Она ненавидит.

Лярву Евгеньевну, её дочь, похожую на недовольную жабу, её мужа, уделяющего вечером полчаса кривлянию с гантелями у зеркала. У зеркала в полный человеческий рост размерами. У Юки в их доме своё зеркало — её брат. Блестящий шведский холодильник.

В нём отражается всё. Например, то, как жадно Просто Игорь смотрит на её ягодицы.

Юка знает, что у неё от природы очень тонкая талия. Поэтому сзади на нее приятно смотреть — это когда-то рассказал мужчина, от которого ей приятно было это слышать. Поэтому ей втройне неприятно, что муж Лярвы пялится на её задницу. И если она обернётся — Просто Игорь будет смотреть в телевизор. Игорь, рассматривающий её задницу, существует только там — в блестящей дверце шведского аппарата по производству холода и льда.

Она ненавидит их.

На деньги из заднего кармана джинсов Юка покупает ртуть.

Она надевает респиратор и плоскогубцами взламывает тонкие тела термометров. Она большой цыганской иглой осторожно отодвигает мелкое хрупкое стекло и через маленькую воронку для фляжек отправляет тускло блестящие юркие шарики во флакон из толстого, непрозрачного стекла объёмом со спичечный коробок. За полтора месяца флакон наполняется почти до горлышка.

В шкафах, в письменном столе, в диване — ещё несколько десятков стеклянных, разграфлённых по градусам палочек.

Она ненавидит их.

Эту Галину с сиськами, как астраханские арбузы.

Её мужа — жирного борова с необъятным брюхом, которому неудобно сидеть на обычных стульях и для которого специально заказывали кресло в Германии. Галина сообщает это «Мариночке» не без гордости. «Мариночка» уважительно кивает головой улыбаясь. Юка думает о том, что лучше бы этот, сука, кабан похудел.

Она ненавидит их.

Даже близнецов семьи Руденко. Двух избалованных выше всех пределов и норм детей. Двух мстительных, вредных и жадных клонов своего папаши.

Она носит флакон из толстого стекла с собой в сумке.

Она сыпет ртуть за диваны и под огромные кровати в спальнях.

Она сыпет её в аквариумы к дорогим красивым рыбам.

Она сеет семена своей ненависти и испытывает при этом нечто невероятное внутри: ей кажется, что в ней самой закипает холодная ртуть ярости. Через время она начинает понимать, что ей становится физически плохо от общения с Лярвой и её семьёй.

Юка еле сдерживается, чтобы не заорать ей в лицо.

Лара Евгеньевна говорит мужу, что у «Мариночки» какая-то отрешённая улыбка.

На самом деле Юка прилагает неимоверные усилия, для того чтобы заставить мышцы лица приподнять уголки губ. Её улыбка не отрешённая. И даже не имитация.

Её улыбка мертва.

Однажды Юка понимает, что не может заставить себя улыбнуться.

Это была суббота.

Она смотрела на завтракающих яблочной запеканкой Реймеров и думала о том, что человек должен есть так, чтобы его не видели соплеменники. Что едящий человек похож на человека, исторгающего кал. Что исторгающий кал хотя бы прячется в специально оборудованное убежище. А едящий вот он.

Они.

Сидят и жрут. Впихивают в отверстия сырьё для кала.

Юка ощутила, как пищевод её несколько раз сжался. Она быстро вышла в туалет, и её вывернуло наизнанку. Она выблевала весь завтрак и с минуту, тяжело дыша, рассматривала свои глаза. Внутренняя, холодно мерцающая ртуть отражалась в её зрачках. Она изо всех сил сжала веки и несколько раз глубоко вдохнула, с шумом выпуская воздух из ноздрей. Потом сполоснула рот, умылась и вернулась в столовую. Лярва и Лярва-младшая собирались в какой-то магазин за платьем для новогоднего школьного вечера. Они что-то говорили Просто Игорю, стоящему в спортивных трусах и майке, — он собирался провести свои полчаса с гантелями перед зеркалом.

Лярва и Юке что-то говорила. Юка кивала и отвечала «хорошо», «угу», «да-да». На большее она сейчас не была способна: из груди, царапая внутренности крючьями, карабкался вопль.

Злобный и яростный.

Юка почувствовала, как слезятся глаза от бешенства.

Ей показалось, что она сходит с ума.

Когда Лярвы вышли на улицу и побрели к машине, Юка быстро прошла в ванну и впилась зубами в полотенце. Она зарычала в этот кляп, напитывая его своей слюной.

Никто не слышал её.

Злобное рычание запуталось в волокнах махровой ткани.

Она вернулась в столовую. Из маленького импровизированного спортзала доносились звуки, означающие, что Просто Игорь скачет, разминаясь и глядя на своё скачущее и разминающееся отражение. Юка включила горячую воду в кухне и заставила себя вымыть посуду. Ей хотелось уйти немедленно. И она решила уйти. Только закончить последнее прощальное блюдо. Блюдо уже шипевшее в духовке и пахнущее на всю кухню.

Овощное рагу по-ирландски.

С баклажанами.

Она достала флакон из толстого стекла.

Вынула кастрюлю из духовки.

Сняла крышку и вдохнула густой запах горячих овощей.

Она взяла в левую руку открытый флакон и потрясла его над кастрюлей.

— М-м-м! Как пахнет! — сказал в ту же секунду голос прямо за её спиной, и она вздрогнула всем телом. Она чувствовала лопатками и поясницей, как он приближается. Она видела в холодильнике, как он смотрит на её ягодицы.

— А что это? — он подошёл и заглянул через её плечо в кастрюлю. — «Травы Прованса»? Или «Куркума»?

Она могла бы быстро закрыть крышку и что-то сказать.

Она могла бы перемешать содержимое кастрюли большой деревянной ложкой, уже приготовленной для этой цели.

Она могла бы улыбнуться и отвлечь его.

Но не смогла.

У неё больше не получалось улыбаться.

Она замерла с запотевшей крышкой в одной руке и флаконом в другой.

Она стояла и смотрела на его и своё отражения в большой шведской машине по производству холода и льда. Она чувствовала, как её внутренняя ртуть поднимается по её внутреннему термометру вверх.

Он заглянул Юке через плечо и увидел, что это не травы Прованса и не куркума.

Он увидел несколько матовых шариков, лежавших прямо на виду. Всё ещё улыбаясь, он наклонился чуть ниже.

— Что это? — спросил он недоумённо.

Юка молчала, глядя на его лицо, отражающееся в блестящей, как зеркало, прохладной даже снаружи, дверце холодильника.

— Марина! — сказал он. Юка увидела, что его улыбка тает. — Что это?