Ключевая улика - Патрисия Корнуэлл

— А ты об этом думал?

— Нет. Не думал. С какой стати? А теперь вот жалею.

— Каждый из нас о чем-то жалеет, и со всеми такое случается. — Я хочу успокоить его, подбодрить. — Даже если ткани сохранены в формалине, кое-что определить все-таки можно, так что надежда на успех есть. Все зависит от того, что искать.

— В том-то и дело. Что искать?

Мы идем по эпоксидному полу к трем дополнительным секционным столам, соединенным со сливными раковинами. Над каждым — вытяжной колпак с подсветкой, рядом столик-каталка с аккуратно разложенными хирургическими инструментами, пробирками и контейнерами, разделочной доской, электрической маятниковой пилой и ярко-красными контейнерами для использованных игл и прочих острых предметов. На стенах — ящички, лайтбоксы, дезинфекторы воздуха, сушильные шкафы. Чуть в стороне откидные столы и металлические складные стулья — для бумажной работы.

— Не я здесь главная, но в первую очередь следовало бы посмотреть, что на нее могло подействовать, — говорю я Колину. — Есть серовато-белый осадок с запахом перегревшейся электроизоляции. Надо как можно быстрее провести анализ того, что было в раковине. Запах определенно посторонний, в камере его быть не должно. Я не говорю тебе, что надо сделать, но если ты можешь повлиять…

— Повлиять может Сэмми, у него влияния побольше, чем у нас двоих. Документы, следы инструмента, отпечатки — это все теперь важно, на всем может быть ДНК, да только не все эта чертова ДНК решает. А вот попробуй сказать это прокурору или тем более полиции. Думаю, ребята в трасологической лаборатории сделают все как надо. Я никакого запаха не почувствовал, но поверю тебе на слово. И можешь указывать мне как хочешь — не обижусь. Не могу придумать ничего такого, что пахло бы, как перегревшаяся электроизоляция.

— Так что же это было? Чем ее таким угостили и каким образом это произошло? В блоке строгого режима. Она же не гуляла там с другими заключенными и не могла добраться до чего-то такого, что ей не полагалось.

— Очевидно, надо иметь в виду тех, кто имел к ней доступ. Когда кто-то умирает в тюрьме, они первые, о ком следует думать. Даже если обстоятельства вроде бы самые обычные, а здесь они из другой категории. Уже не обычные.

На столе, в ящичках, перчатки разного размера. Я беру две пары — на каждого из нас. Колин расстегивает мешок с телом, пластик шуршит и похрустывает.

Я помогаю перекатить тело Кэтлин Лоулер на стальной стол. Колин достает бланки из корзиночек на стене и прикрепляет их к металлическому планшету. Я тем временем снимаю резиновые бинты с ее запястий и лодыжек, бумажные пакеты с рук и ног и складываю все в мешочек — для отправки в трасологическую лабораторию. Потом отрываю большую полосу белой кровенепроницаемой бумаги из дозатора и накрываю ею соседний секционный стол.

Тело заметно остыло, но еще не закоченело и легко поддается нашим манипуляциям, когда мы начинаем снимать с него одежду, откладывая каждый предмет на соседний стол. Белая форменная рубашка на пуговицах с темно-синей надписью на спине — заключенная. Белые штаны на молнии и с синими буквами ЖТШД на штанинах. Бюстгальтер. Трусы. Я беру лупу с тележки, включаю хирургическую лампу и рассматриваю слабо выраженное оранжевое пятнышко — возможно, Кэтлин вытерла о трусики правую руку. Беру с полки фотоаппарат, помещаю рядом с пятном линейку и направляю на него свет.

— Не знаю, где тут у вас делают анализ пищи, — говорю я Колину. — Похоже на сыр, но надо уточнить. Мазок делать не буду, пусть в лаборатории сами возьмут. Под ногтем правого большого пальца тоже что-то оранжевое. Может быть, то же самое, до чего она дотрагивалась или что ела перед смертью.

— У Бюро есть частная лаборатория в Атланте, там они все анализы делают — косметика, потребительские товары, что угодно. Мне вот интересно, могут ли заключенные покупать в магазине сырные палочки или спред.[43]

— Желтовато-оранжевый след — это чеддер, сыр или спред. Ни сырных палочек, ни сыра я в камере не видела, но это не значит, что их не было раньше. Мы бы, конечно, знали больше, если бы не пропала мусорная корзинка. А что петехиальные кровоизлияния в глазах, на лице? Они в случае с Плеймс были? — спрашиваю я, возвращаясь к столу, на котором лежит тело Кэтлин Лоулер.

— Ничего. Но они ведь и не всегда бывают при суицидальном повешении с полной васкулярной компрессией.

— Судя по твоему описанию ее способа самоубийства, я не уверена, что полная васкулярная компрессия ассоциируется с полным — не частичным — повешением или полной лигатурной странгуляцией.

— Да, картина необычная, — торжественно объявляет Колин.

— Инсценировка?

— Тогда я об этом не думал.

— А с чего бы? Я бы, наверное, тоже не подумала.

— Я не говорю, что инсценировки быть не могло, — продолжает он. — Но я бы скорее ожидал свидетельств борьбы, доказательств того, что ее удерживали. Но ничего, даже синяка, не нашлось.

— Я вот думаю, не была ли она уже мертвая, когда ее вот так связали, а потом уложили как надо.

— Я сейчас о многом думаю, — мрачно говорит Колин.

Измеряю татуировку в левой нижней части живота — фея Динь-Динь размером в шесть с половиной дюймов от крыла до крыла. Учитывая, что изображение растянулось, можно предположить, что тату Кэтлин сделала в те времена, когда была постройнее.

— И если, когда ее положили на кровать, она уже была мертва, — я все думаю о Шанье Плеймс, — то перед нами другой вопрос: от чего она умерла?

— Притом что никаких признаков насилия или чего-то необычного не было. — Колин подтягивает висящую на шее маску, прикрывая рот и нос. — Ничего, что обнаружилось бы при вскрытии или токсикологическом анализе.

— Есть множество ядов, которые не обнаруживаются при стандартном токсикологическом скрининге. — Мы поворачиваем тело на бок, осматриваем спину. — Что-то быстродействующее, дающее симптомы, которые остаются неопознанными как таковые, потому что либо свидетели ненадежны, либо жертва изолирована и убрана с глаз долой, либо оба фактора действуют вместе. — Я измеряю вторую татуировку, в виде единорога. — А самое главное, это что-то смертельное. Что-то, после чего жертва не должна выжить. Чтобы никто не заявил о неудавшемся покушении.

— Таковых, насколько мы знаем, нет. Но мы бы в любом случае не узнали. Если в тюрьме кому-то становится очень плохо, но заключенный все же выживает, нам об этом не сообщают. О таких случаях нам не докладывают.

Колин прижимает пальцы к руке, к ноге под коленом и отмечает умеренное обесцвечивание. Поднимает веки, измеряет пластмассовой линейкой зрачки.

— Расширение одинаковое, шесть миллиметров. Теоретически при наличии опиатов мы можем наблюдать посмертное сокращение, но я этого не наблюдал. Другие наркотики дают расширение, но у мертвецов зрачки расширяются в любом случае. — Он делает быстрые разрезы скальпелем от ключицы до ключицы и сверху вниз по всей длине туловища. — Сейчас мы ее посмотрим. Как следует. По всем правилам. Проверим, не было ли сексуального нападения. На все проверим. — Он отворачивает ткани, направляя скальпель правым указательным пальцем, придерживая большим и манипулируя пинцетом в левой руке.