Ключевая улика - Патрисия Корнуэлл

Я вспоминаю женщину в мотоциклетном шлеме, ее велосипед у фонарного столба.

— Никто представить не может, где она могла взять что-то ядовитое, — говорит Бентон с другого конца комнаты.

Разносчица, передавшая мне пакет суши… Я смутно припоминаю, что почувствовала что-то не то, но тогда не обратила внимания на это ощущение — вчера столько всего произошло. Все, начиная с того, как Бентон отвез меня в аэропорт в Бостоне, шло из рук вон плохо, и теперь остаток дня медленно прокручивается у меня в голове. Джейми, входящая в квартиру после того, как мы с Марино проговорили почти час. Она, похоже, не помнила, что заказывала суши, а я об этом ее не расспрашивала.

Я откладываю скальпель.

— Кто-нибудь разговаривал с Джейми сегодня? Потому что я не разговаривала, и она не позвонила сюда.

Все молчат.

— Она должна была заехать сегодня в лабораторию. Я оставила ей сообщение, но она не ответила. — Я стягиваю шапочку и одноразовый халат. — А как насчет Марино? Кто-нибудь знает, он с ней разговаривал? Он собирался ей позвонить.

— Пробовал, когда мы ехали сюда, но она не отвечала, — говорит Люси, и по выражению ее лица я вижу, что до нее доходит, почему я спрашиваю об этом.

Я бросаю испачканную одежду в корзину для мусора и стягиваю перчатки.

— Позвоните «911», и если удастся отыскать Сэмми Чанга, пусть встретится с нами, — говорю я Колину. — И пусть вызовут «скорую». — Я даю ему адрес.

Две патрульные машины и внедорожник Сэмми Чанга припаркованы перед восьмиэтажным кирпичным зданием, но ни мигалки кареты «скорой помощи», ни каких-либо признаков трагедии или катастрофы не заметно. Я не слышу сирен ни поблизости, ни вдалеке, лишь гул мощного двигателя фургона и постукивание его новых «дворников». С закрытыми окнами в салоне душно, вентилятор гоняет горячий, влажный воздух, а дождь настолько сильный, как будто мы попали на автомобильную мойку. Гром грохочет вовсю, старый город окутан туманом.

Чанг и двое полицейских, сутулясь, прячутся от непогоды под козырьком на ступеньках той же двери, которая открывалась передо мной вчера, когда разносчица на велосипеде появилась буквально из ниоткуда, как привидение. Мы с Люси, Бентоном и Марино выходим из фургона под дождь и ветер, и я оглядываюсь в поисках «скорой», но не вижу и не слышу ее. Мне это не нравится, ведь я же просила, чтобы она приехала сюда. В качестве предосторожности нужна бы и команда спасателей. Чтобы сберечь время, если оно еще осталось и есть что беречь. Дождь заливает вымощенную кирпичом дорожку и стучит так, как будто громко хлопает в ладоши.

— Полиция! Есть кто-нибудь? Полиция! — говорит один из полицейских, нажимая на кнопку интеркома. — Не отвечает. — Он отступает и оглядывается, а дождь становится все сильнее. — Надо узнать, нет ли другого входа. — Смотрит на нависшее черное небо и косые потоки дождя. — Как всегда, оставил плащ в машине.

— Да к тому времени, как мы выйдем, он уже кончится, — говорит второй.

— Надеюсь, хоть града не будет. Однажды моя машина попала под град. Как будто кто-то прогулялся по ней на «шпильках».

— А что вообще нью-йоркский прокурор здесь делает? На отдыхе? В этом доме много местных, но они уезжают на лето, некоторые сдают свои квартиры на неделю-другую. Она здесь ненадолго или как?

— Кто-нибудь вызвал «скорую»? — громко спрашиваю я. Ветер раскачивает гигантские дубы, и испанский мох хлещет серыми плетьми, похожими на обтрепанные грязные тряпки. — Здесь нужна «скорая», — добавляю я. Мы вчетвером обступаем Чанга и двух полицейских с напористостью бури, которая приближается, грохочет уже почти над головой, а дождь колотит по дорожке и асфальту и сплошным потоком стекает с козырька над крыльцом.

— Интересно, нет ли тут конторы по найму, — говорит один из полицейских. — Ключ у них должен быть.

— В этом здании вряд ли.

— Их в большинстве старых домов нет, — подает голос Чанг. — Можно попробовать позвонить кому-то из соседей. Может…

Марино протискивается мимо нас с ключами, чуть ли не отталкивая с дороги полицейских.

— Эй, полегче, приятель. Ты кто такой?

Пока Марино отпирает дверь, я краем уха слышу, как Чанг объясняет, кто мы и зачем находимся здесь, и смутно ощущаю, насколько промокла моя черная полевая форма и ботинки. Зачесываю назад мокрые волосы, слышу отдельные слова: ФБР… Бостон и работает с доктором Денгейтом. Наконец все мы направляемся к лифту. Люси идет за мной, ее ладонь прижимается к моей спине, подталкивая и цепляясь, и я чувствую, что в этом прикосновении. Чувствую отчаяние. Так она делала, когда была маленькой, когда чего-то боялась, когда не хотела, чтобы нас разделили в толпе или чтобы я ушла.

Я говорила Люси, что все будет хорошо, но на самом деле не верю, что будет так, как мы надеемся, как хотим, как должно бы быть в идеальном мире. Мы ничего еще не знаем, напомнила я племяннице, хотя у самой меня и нет надежды. Я просто ее не ощущаю. Джейми не отвечает ни по сотовому телефону, ни по домашнему, ни на имейлы и эсэмэски. Ничего с тех пор, как мы с Марино ушли от нее в час ночи, но этому может быть логическое объяснение, сказала я Люси. И хотя мы и должны предпринять все возможные действия, это еще не значит, что надо обязательно предполагать худшее.

Но я предполагаю именно худшее. То состояние, в котором нахожусь я сейчас, болезненно мне знакомо, как печальный старый друг, мрачный спутник, бывший гнетущим лейтмотивом моего жизненного пути. В ответ на него возникает чувство, тоже слишком хорошо мне известное: усадка, окаменение, как остывание бетона, как будто что-то тяжело опускается в глубокий мрак, в бездонное темное пространство, недостижимое и запредельное. Именно это я чувствую перед тем, как войти туда, где смерть тихо и покорно ждет, чтобы я позаботилась о ней так, как умею только я. Что творится в голове Люси? Не знаю. Наверно, это не то же тяжелое предчувствие, что давит меня, но что-то беспорядочное, путаное, противоречивое и летучее.

Все двадцать минут, что мы добирались сюда, она держалась, оставалась собранной и здравомыслящей, но сейчас бледная, как будто ей плохо, и выглядит испуганной и злой одновременно. Я вижу проблески и вспышки эмоций в ее напряженных зеленых глазах, а по дороге услышала и душевное смятение в брошенной вскользь реплике. Она сказала, что последний раз разговаривала с Джейми полгода назад, когда обвинила ее в том, что та лезет куда-то, куда не надо. «Во что лезет?» — спросила я. «Лезет защищать и спасать людей, обращая, если потребуется, их ложь в правду, потому что именно это она делает с собой. Ей так удобно. Джейми, можно сказать, забралась на большую гору правды, но только лишь для того, чтобы скатиться с другой ее стороны, — ответила Люси сквозь шум начавшегося дождя, и голос ее звенел от страха и злости. — Я предупреждала ее, потому что прекрасно все понимала. Я обо всем ей так и сказала, но она все равно сделала по-своему».