Вельяминовы. За горизонт. Книга 4 - Нелли Шульман

в одной булочной на Рыбацком Острове…  – она посмотрела вдаль, – интересно, сохранилось ли заведение…  – Фридрих понятия не имел ни о какой булочной, но уверенно ответил:

– Да, мадам. Сейчас это пекарня для трудящихся, но пышки остались теми же самыми…  – Лауре, в общем, и не требовалось проверять визитера:

– Он говорит на хохдойч, а не на берлинском диалекте. Никакой булочной не существовало, он врет мне в глаза…  – гость Лауру не интересовал:

– Кем бы он ни был, мне важен результат, то есть сведения о беглых нацистах…  – герр Фридрих объяснил, что слышал о ее покойном муже, занимавшемся поисками военных преступников:

– Ваш адрес я узнал в посольстве ГДР, – добавил он, – господина барона приглашали к нам на приемы. Человек, о котором идет речь, живет в Западной Германии…  – Фридрих вытянул из кармана пиджака конверт, – надеюсь, вы понимаете, почему я обратился именно к вам. С вашим опытом вы сможете…  – он поискал слово…  – организовать приватную миссию…

Лаура заставила свои пальцы не дрожать. Фотография была цветной, четкой. Бывшая Гертруда Моллер улыбалась пополневшим, сытым лицом. Женщину сфотографировали под руку с мужчиной учительского вида, в скромном костюме, с сединой в волосах. Дети тоже держались за руки:

– Старшая девочка темноволосая, как ее муж, а мальчик смахивает на нее, он блондин…  – в лице сына Моллер Лаура уловила что-то знакомое:

– Нет, мне чудится. Они отродье нацистской твари, им тоже не жить…  – в ее руке оказался листок из блокнота:

– Ее адрес, у датской границы…  – вежливо сказал немец, – она вышла замуж, у нее теперь фамилия Брунс. Ее муж бывший социал-демократ, он сидел при Гитлере…  – Фридрих покривился, – в концлагере. Он ничего не знает о прошлом жены…  – мадам де Лу аккуратно убрала бумаги и фото в конверт:

– Можете на меня положиться, герр Фридрих…  – она поднялась, – спасибо вам за информацию…  – дверь за гостем захлопнулась.

Лаура подошла к венецианскому зеркалу в передней. Проведя рукой по изуродованной щеке, она наклонилась к своему отражению:

– Око за око, – шепнула Лаура, – зуб за зуб.

Ремень армейской сумки, провощенного черного холста, свешивался с дубового стола. На кухне квартиры на рю Мобийон пахло «Голуаз» и крепким кофе. Марта выложила на старинную горку тонкого фарфора чилийские яблоки и зимние груши:

– В Америке таких папирос нет, – Хана выпустила клуб серебристого дыма, – их можно заказать в магазине Ната Шермана на Бродвее, но стоить это будет…  – выразительно закатив серо-голубые глаза, она добавила:

– Впрочем, Джо я привезла коробку кубинских сигар, контрабандных…  – Хана хихикнула, – в Америке они дешевле. Еще конверсы и пластинки для Пьера, браслет от Тиффани для тети Лауры…  – Марта рассматривала фотографический альбом в обложке крокодиловой кожи:

– Значит, на бар-мицву Хаима все полетят в Израиль…  – Дебора с младшими детьми сфотографировалась в студии Ричарда Аведона, – он похож на покойного дядю Меира, одно лицо…

Невысокий парнишка с оттопыренными ушами широко улыбался. Ирена, в облаке пышного платья, аккуратно сидела на краю обитого бархатом дивана. Черные волосы спадали на плечи девочки. Марта видела и цветные снимки:

– У нее, как и у Хаима, светлые глаза. Этим они пошли в отца…

Ей почему-то стало неуютно под спокойным взглядом девочки. Дебора, в профессорском костюме строгого твида, обнимала детей. На следующей странице Марта наткнулась на фотографию Евы в потрепанных спортивных брюках и майке «Янкиз». Девушка сидела на расстеленном пледе, Корсар свернулся клубочком у ее поджатых ног:

– Весна стоит теплая, – Хана усмехнулась, – мы открыли сезон пикников на Лонг-Айленде. Это я ее снимала…  – Марта отпила кофе:

– Лучше, чем Аведон для журналов, – она подмигнула племяннице, – но Vogue такого не опубликует. Модели всегда должны быть при параде…  – Ева счастливо улыбалась:

– Был солнечный день, – вспомнила Хана, – она приехала ко мне в Гарлем на машине…  – кузина купила скромный форд, – вытащила меня из дома, заставила играть с ней в волейбол…  – Хана тогда в очередной раз напилась в одиночестве, пытаясь забыть деловитый голос тети Деборы:

– Аарон в следующем году покидает армию. Отметим бар-мицву Хаима и вместе вернемся домой. Дядя Авраам обещал все подготовить. К Стене не пройти, но до Масады мы доберемся, пусть и обходной дорогой…  – короткий путь к Мертвому Морю преграждала иорданская территория. Тетя сунула Хане конверт с фотографиями:

– Аарон прислал той неделей. В армии ему снимать нельзя, по соображениям безопасности, фото из кибуца…  – Хана заставила себя небрежно рассматривать снимки:

– Он поздоровел, еще окреп…  – Аарон коротко стриг темную бороду, – ему сейчас двадцать лет…  – сержанта Горовица сняли на скамейке, у хорошо знакомой Хане столовой кибуца Кирьят-Анавим. Рядом, в одинаковых шортах и майках, сидели дядя Авраам и Моше Судаков:

– У Моше была бар-мицва прошлым годом, – заметила тетя, – они ночевали на Масаде, но вряд ли Ирена на такое согласится…  – Хана отозвалась:

– Дядя Авраам хорошо выглядит, он помолодел…  – Дебора подняла бровь:

– Ему пятьдесят, для мужчины еще не возраст. Он пять лет, как вдовеет. Наверное, у него кто-то появился в университете…  – сама Дебора ограничивалась короткими, ни к чему ее не обязывающими, связями:

– Ирена боготворит покойного Меира, – вздыхала она, – а Хаим подросток. Дети не поймут, если я выйду замуж, им такое будет трудно…

С работой Деборы в штабе военно-морского флота ей, в любом случае, было бы нелегко получить разрешение на брак:

– Когда меня и Меира хотели отправить на электрический стул, – невесело думала она, – Гувер ставил нам в вину, что наши матери были левыми. ФБР кому хочешь вымотает душу, проверит моего предполагаемого мужа до седьмого колена. Какому человеку это понравится…  – Дебора и сама не рвалась замуж:

– Такого, как Меир, я больше не встречу, а на компромисс я идти не хочу. Кэтрин тоже обходится романами с деловыми партнерами…  – адвокат Бромли поддерживала близкие связи, как деликатно выражалась Дебора, с некоторыми цветными коллегами:

– Но в обществе она с ними не появляется, – хмыкнула Дебора, – даже в Нью-Йорке это не принято. В южных штатах она ходит только на негритянские мероприятия. На приемы для белых с такими спутниками ей дорога закрыта…  – Кэтрин говорила, что не выходит замуж из-за Леоны:

– Она, как твоя Ирена, – грустно замечала приятельница, – она хорошо помнит отца и не примет другого человека…  – забрав у Ханы фото старшего сына, Дебора добавила:

– В Нью-Йорке он пойдет в Еврейскую Теологическую Семинарию, получит место помощника раввина на Манхэттене, женится…  – она щелкнула крышкой золотого портсигара:

– Я боялась, что он заведет себе пейсы и останется в Меа Шеарим, однако после армии он не годится в мужья тамошним девушкам…  – Дебора покачала носком лаковой туфли, – и хорошо, что так…  – она не сказала племяннице о недавнем визите в Бруклин, к ребе:

– Он утверждал, что у Аарона свой путь, что и так понятно. Путь домой, куда ему еще ехать? Он найдет хорошую партию в Нью-Йорке. За приданым мы не гонимся, мы обеспеченные люди…  – Дебора получала отличную пожизненную пенсию. Правительство оплачивало обучение Евы и школу для младших детей:

– В университет они тоже пойдут за государственный счет, – подумала женщина, – но Хаим собирается после школы податься в агенты ФБР…  – младший сын, как и его покойный отец, отличался редкостным упрямством:

– Я знаю, что папа учился в Гарварде, – заявил Хаим, – но я не собираюсь терять время. В Вашингтоне тоже есть университеты. Я договорюсь в ФБР, меня отпустят на занятия…  – Дебора не сомневалась в способности младшего сына договориться с кем угодно о чем угодно:

– Он, как и Меир, отлично ладит с людьми…  – Ирена тоже всегда собирала вокруг себя кучку, как их весело называла Дебора, поклонников:

– Ей девять лет, а она вертит, как хочет, приятелями старшего брата. Девочки в классе тоже смотрят ей в рот…  –