Пружина для мышеловки - Александра Маринина

– В каком году?– Истомина задумалась.– Боюсьнапутать. В начале семидесятых, что ли… Знаете, я отчетливо помню, что в тотвечер, когда был день рождения, Лена пришла поздно, я сидела дома одна излилась, потому что она ведь могла прийти вообще в час ночи, она никогда непредупреждала заранее, какие у нее планы и когда она вернется. Ну вот, я сиделаодна и злилась, потому что если бы знала, что ее так долго не будет, вполнемогла бы позвать друзей. И тупо таращилась в телевизор, а там сплошняком«третий решающий, третий решающий». Ни фильма, ни концерта приличного, одинтретий решающий.

– Третий решающий?– удивленно переспросил я.– Ачто это?

– Третий решающий год пятилетки. Третий год был всегдарешающим, четвертый – определяющим, а пятый – завершающим. Неужели не помните?

Я не помнил. Вернее, вспомнил, когда она объяснила, нокак-то смутно. Последний съезд КПСС состоялся, когда мне было не то тринадцать,не то четырнадцать лет, после этого никаких пятилеток с их «решающими» и«определяющими» годами в моей жизни не было.

– И какой это мог быть год, как вы думаете?

Она пожала плечами.

– Да разве я вспомню, когда у нас проходили съезды партии…Хотя постойте, надо спросить у дяди Жоры.

Она поднялась из-за стола, чтобы выйти из комнаты, когдадверь с легким, каким-то шуршащим скрипом начала открываться.

– Двадцать пятый съезд состоялся в феврале семьдесятшестого,– раздался с порога старческий голос.– Стыдно это непомнить, Майка. Ты всегда была безалаберной и плохо училась.

Следом за голосом в комнате появился Георгий Степанович всев той же вязаной кофте с отвисшими карманами и с неизменной палкой в руке. Адядя Жора-то, оказывается, любитель подслушивать! Меня он, конечно, успелзабыть, хотя я приходил к Истоминой сразу после Нового года, чтобы согласоватьее встречу с членами клуба. В тот раз он долго выспрашивал, кто я такой и чтомилиции нужно в их доме. Сегодня повторилось то же самое, даже без вариаций.

– Вы – Майкин студент?– Георгий Степанович ткнул вменя узловатым подагрическим пальцем.– В писатели намылились?

– Нет, я ваш участковый.

– Что, нас опять обокрали? Майка, это все ты виновата, дверьне запираешь, когда уходишь, ключи в замке забываешь, не проверяешь ничего.Меня тут могут ограбить и убить, а ты даже не спохватишься!– сердитозакричал он.

– Дядя Жора, успокойся,– устало произнеслаИстомина,– никто нас не обокрал. Участковый пришел ко мне по делу.

– По какому такому делу? Какие дела могут быть у тебя сучастковыми? Майка, не смей мне врать! Не смей ничего от меня скрывать! Я –твой родной дядя.

На какое-то время я отключился от созерцания сцены, ибоспектакль был не нов, и занялся простейшими подсчетами. Съезд прошел в февралесемьдесят шестого, следователь «пятым завершающим» должен быть семьдесят пятыйгод, «четвертым определяющим» – семьдесят четвертый, а «третьи решающим»,соответственно, семьдесят третий. Итак, вопрос: была ли Елена Шляхтина набольничном 17 ноября 1973 года? Ответ я нашел спустя минуту, открыв принесеннуюс собой папку с добытыми Валькой Семеновым материалами: была. Была ЕленаВасильевна на больничном. С 11 по 20 ноября интересующего меня года. Жила усвоей подруги Майи и делала вид, что ходит на работу, на фабрику. А на самомделе она туда не ходила. Мои подозрения подтвердились, но легче от этого нестало. Так куда же она все-таки ходила, притворяясь больной перед соседками пообщежитию и здоровой – перед Истоминой?

Сцена завершилась достойным финалом, Майя Витальевнаподхватила настырного дядюшку под руку и повела прочь из комнаты, насовав емупредварительно полные карманы конфет и печенья, с которыми мы пили чай.

– Беда мне с ним, просто сил никаких не хватает,–горестно выдохнула она, усаживаясь за стол.– Кругом одни враги, все емуврут, все обманывают и все стремятся обокрасть. Он просто помешался на страхебыть обворованным.

– Зато какая память!– улыбнулся я.– Мы с вамисейчас два часа копались бы в энциклопедиях и справочниках, пытаясьвосстановить хронологию партийных съездов, а ваш дядя нас спас за одну секунду.

– Но он подслушивал!– возмутилась Истомина.– Онстоял за дверью и слушал, о чем мы говорим. Господи, как стыдно! Извините меня,Игорь, мне так неловко.

Она сдвинула очки на темя на потерла пальцами глаза, словнов них соринка попала. Я уже заметил, что при удивлении или непонимании Истоминаочки снимает, а при негативных эмоциях – сдвигает вверх. Жаль, что я непсихоаналитик, а то мог бы придумать целую теорию о влиянии подсознания наформирование динамических стереотипов. Впрочем, ученых на нашей земле миллионы,и наверняка кто-нибудь уже все это продумал, разработал и описал.

– Не берите в голову, Майя Витальевна, у вас еще не самыйтяжелый случай,– успокоил я ее.– Знали бы вы, какие бывают старики!

Несколько минут я развлекал писательницу рассказом о живущейв соседнем доме старушке Дресвяниной, которая регулярно звонила мне стребованием немедленно приехать и убрать труп, валяющийся на лестничной клеткеу двери ее квартиры. Она не успокаивалась, пока я не приезжал. Когда однажды япопробовал «не обратить внимания», она, не дождавшись меня, позвонила в службу02. Те, конечно, приняли все всерьез и примчались. Трупа не обнаружили, бабулюпожурили и наказали «больше так не делать». Через два дня все повторилось, яснова проигнорировал ее сигнал, а вот дежурный наряд отреагировал бурно ивполне адекватно. Они рассудили справедливо: бабка не виновата, что у неемаразм, и взять с нее нечего, а виноват участковый, который допускаетнерациональное разбазаривание сил и средств родной милиции, вынуждая ихвыезжать по ложным вызовам. Они нажаловались моему начальству, начальствонамылило мне шею, вкатило очередной выговор и лишило премии по итогам работы загод. С тех пор я на призывы Дресвяниной «немедленно убрать труп» откликаюсьлично и безотлагательно, а если не могу прибыть сам – прошу Вальку Семенова иликого-то из участковых выручить меня. В принципе приехать мог кто угодно, лишьбы сказал, что он из милиции, и старушка тут же успокаивалась.

Майя Витальевна поохала над моим рассказом, посмеялась и,кажется, немного отошла. Я подумал, что вполне можно вернуться к делу.

– Вынужден вас огорчить, в ноябре семьдесят третьего годаваша подруга Лена жила у вас, имея на руках больничный, и на работу не ходила.Майя Витальевна, голубушка, ну постарайтесь вспомнить еще хоть какие-то мелочи!Мне так важно понять, что за человек была Шляхтина, как она жила, чемзанималась.

– А знаете,– вдруг задумчиво проговорилаИстомина,– вы спросили, не помню ли я точных дат, когда Лена у меня жила…а потом дядя Жора начал выступать насчет того, что нас обокрали… и у менякак-то сложилось… В общем, я вспомнила еще один случай. У Лены был знакомыймилиционер.

– Какой милиционер?– вскинулся я.