Пружина для мышеловки - Александра Маринина

Нет, не так все банально. Дело тонкое, непростое, и первуюпопавшуюся девицу с кондитерской фабрики на него не подпишут. Тут нужен человекдоверенный и тысячу раз проверенный. А кто проверял Лену Шляхтину? И кто ейдоверял? Ответ: те люди, с которыми была связана тайная сторона ее жизни. Тойжизни, которой Елена начинала жить, когда брала больничный, переезжала к МайеИстоминой и делала вид, что исправно ходит на работу. Логично? Логично. Но еслиона была тысячу раз проверена и замешана в каких-то сложных и не подлежащихразглашению делах, то зачем бы она стала вдруг ни с того ни с сегошантажировать тех, кто велел ей дать показания против Личко? Это ее работа, ивыполняла она ее до поры до времени вполне исправно. С чего это вдруг ейвзбунтоваться? С катушек слетела, отягощенная наследственность дала себя знать?И такое бывает, но ни Истомина, ни соседки Елены по общежитию не припоминаютникаких видимых изменений в ее поведении весной и в начале лета семьдесятшестого года, то есть перед самоубийством. Она была такой же, как всегда, иизвестие о ее добровольной смерти было воспринято ими с изумлением и недоверием.Никаких признаков душевной болезни или нервного расстройства, ну ни малейших!

Какой из этого следует вывод? А очень простой: может быть,Лена Шляхтина и на самом деле покончила с собой, может быть, ее кто-то убил,например, ревнивый любовник или даже те люди, которые «проверяли и доверяли»,но совсем за другое, за что-то, никак не связанное с делом Личко. Но посколькуШляхтина была фигурой, замешанной в тайных делишках, дело о ее смерти на всякийслучай отправили повыше, туда, где поспокойнее, с указанием ничего не выяснять,ни в чем не разбираться и быстренько привести все к утрате душевного равновесияи суициду.

Вот теперь сходится.

Осталось проверить всего одну маленькую деталь, которая подтвердилабы правильность моих рассуждений. И мне вдруг стало… черт его знает, страшно,что ли. Я никогда не был оперативником, я никогда самостоятельно не раскрывалсложных преступлений, и это чувство, хорошо знакомое каждому, наверное, каждомусыщику, было доселе мне неведомо. Когда ты мучительно выстраиваешьпредполагаемую картину преступления, думаешь, чем можно свои догадки проверить,задаешь вопрос, тебе приносят ответ и вот сейчас ты должен посмотреть, каковон. Прав ты был или нет, угадал или ошибся. Ты вспоминаешь, как не спал ночами,ворочая в голове кубики фактов и составляя из них разные фигурки и пирамидки,которые все время разваливались и рассыпались, потому что ты не мог приставитьих друг к другу в правильном порядке, и как однажды ты нашел этот порядок,который казался тебе единственно возможным, но фигурка или пирамидка покаполучалась немного шаткой, потому что нескольких кубиков не хватало, и ты ужепредставил себе, какими они могли бы быть, эти кубики, какой формы и цвета. Ивот тебе принесли коробку, в которой лежат кубики. Какие-то кубики, которыетоже валялись где-то рядом с местом происшествия. Их поискали, нашли, подобралии принесли тебе. И ты понимаешь, что сейчас нужно коробку открыть и посмотреть,что в ней. То, что, как тебе кажется, укрепит твою виртуальную конструкцию, иличто-то другое? А вдруг там, внутри, совсем не то, что тебе нужно? И все твоибессонные ночи, и твоя радость, когда «кажется, получилось», и твоя гордостьсобой – всё это псу под хвост… Боязно. Очень не хочется разочарований.

Я боялся, наверное, полчаса. За эти полчаса я просмотрелкассету, записанную с другой камеры, вмонтированной в потолок на кухне, иполюбовался Айсором, откусывающим листочек от моей узамбарской фиалки. Включилкомпьютер, открыл файл «Производитель и стерилизованный кот», куда заносилисторию взаимоотношений Дружочка с Ринго и Айсором, и кратко описал борьбу затабурет. Страх не прошел, и я открыл другой файл под названием «Разнополыестерилизованные коты» и записал свои вчерашние наблюдения за игрищами Айсора иего подружки Кармы.

Наконец я понял, что нужно взять хлыст и войти в клетку. Тоесть вдохнуть поглубже и сделать то, что надо, даже если это окажется не оченьприятным. Я открыл папку с материалами дела Шляхтиной и, с негодованием поглядываяна свои дрожащие руки, посмотрел на фамилию следователя, отпечатанную намашинке в самом начале первого же документа.

Старший следователь по особо важным делам Царьков НиколайНиколаевич. Не веря себе, полез в материалы по делу Личко. Нет, я не ошибся.Оба дела вел Н.Н.Царьков.

Ну и скажите мне теперь, не молодец ли я? По-моему, простоумничка!

Среди ночи я проснулся оттого, что мне было холодно. Я началпоплотнее заворачиваться в одеяло и наткнулся носом на густую шелковистуюшерстку. Арина. Не могу сказать, что мне это очень понравилось. Арина былаединственной из моих котов, кто оставался неравнодушен к физическому идушевному состоянию хозяина, то есть меня. Вот говорят, что кошки чувствуютотрицательную энергетику и обязательно ложатся как раз на то место, где онаесть, чтобы снять ее. Якобы именно в этом они видят свое кошачье предназначениев нашем мире. Не знаю, не знаю… Не уверен, что это так. Во всяком случае изпяти котов и кошек только она одна реагирует на мое испорченное настроение иплохое самочувствие и с заботливостью и самоотверженностью мамушки-нянюшкиспешит на помощь. Тот факт, что ночью она явилась на мою постель и улегласьвозле головы, меня смутил и обеспокоил. Настроение у меня, вроде, хорошее, я быдаже сказал – отличное, никаких болезней тоже не замечается. Чего онапришла-то?

Тут с некоторым опозданием до меня дошло, что я не замерз.Меня знобит. То есть где-то я все-таки что-то подхватил, не то грипп, то непростуду. Ах, как некстати!

Здравый смысл требовал, чтобы я немедленно выполз из постелии выпил какое-нибудь лекарство, дабы задавить врага в зародыше. Обычная жечеловеческая лень, помноженная на свойственное большинству из нас, мужиков,халатное отношение к собственному здоровью, не пускала и ласково нашептывала:лежи тихонько под теплым мягким одеялком, тебе ведь под ним так удобно и уютно,постарайся уснуть, сделай вид, что ничего не происходит, что тебе простопоказалось, а утром все будет тип-топчик.

Я подтянул Арину к груди, положил руку на упругую теплуюкошачью спинку и решил поступить лениво и халатно. Но не тут-то было, озноб –штука коварная и просто так не проходит даже от близости теплокровногоживотного. Промаявшись минут двадцать, я все-таки встал и поплелся на кухню,чтобы вскипятить воду и развести очередной новомодный порошок, обещающий убитьнасмерть и немедленно любые проявления простуды и гриппа. Эти порошкисистематически поставляет мне Светка Безрядина, исправно заботящаяся о моемздоровье. Получившееся варево оказалось кисло-сладким, причем больше кислым,нежели сладким, и я заполировал его изрядной ложкой клубничного варенья,произведенного все той же Светкой и принесенного мне еще прошлым летом. Мнепоказалось мало, и я добавил еще пару ложек. Теперь вышло чересчур сладко, ипришлось выпить большую чашку чаю, чтобы как-то нормализовать вкусовые ощущенияи привести их в равновесие.

Очень скоро я почувствовал, что согрелся, и быстреньконырнул назад под одеяло, по которому беспокойно прохаживалась взад-впередсердобольная Арина. «Где тебя носит?– читалось в ее круглых янтарныхглазах.– Ты болен и должен лежать, чтобы я могла тебя лечить. Немедленнов постель!» В виде поощрения за безупречную службу я дал ей кусочек сыру,захваченный из кухни. Пока я укладывался, Арина быстренько сжевала сыр, мурча ипохрюкивая, и вернулась на боевой пост.