Смерть заберет с собой осень - Эмма Рид Джонсон

на меня, вжимая мою ногу в ледяной асфальт.

– Ты не заслуживаешь жить, ты ведь понимаешь?

– Мгм… – Боли я практически не ощущал, но чувствовал себя глубоко несчастным и грязным. – Ты н-не прав.

– Разве? – Закончив с моей ногой, он упёрся в мою грудь, сминая пальто и оставляя на нём сырой отпечаток подошвы. Он давил на мои рёбра, и мне было не больно, но складывалось ощущение, что на меня скинули огромный камень. – Неужели ты не хочешь сделать своим родителям лучше и покончить с собой?

– Я… я…

– Что? Не слышу, – продолжал глумиться он. – Или тебе нравится быть обузой, вечной жертвой? Неужели так сильно не хватает внимания?

– Нет… я не…

– Да, Акира, ты всем мешаешь. Облегчи жизнь и себе, и всем вокруг.

Он засунул руку в карман куртки и вытащил оттуда какой-то предмет. Сперва я не мог его разглядеть: перед взором и так всё плыло, да ещё и слёзы неутихающим потоком скатывались по моим щекам, согревая их и вместе с тем примерзая к коже на ветру.

Повертев его в руках, парень убрал с моей груди ногу и, произнеся что-то нечленораздельное (или я просто уже не слышал ничего вокруг), бросил его мне. Дрожащими пальцами я его взял, приподнимаясь на локтях. Всматривался, старательно фокусировал на нём взгляд, пока не узнал пистолет – слишком лёгкий, но такой реальный, что горький комок застрял в моей глотке.

В глубине души вопил настоящий Акира – тот, который ещё мог соображать, – но, к сожалению, ему никто не давал права голоса. Правда, что вываливалась изо рта Рэя, резала до того больно, что, обладай она физической силой, я бы давно валялся в луже собственной крови, обречённый умереть вот так.

У меня не выходило оттолкнуть его, перестать слушать и уж тем более возразить.

Мне хотелось только подчиниться.

Застрелиться.

Будто кто-то дал мне вольную; сказал, что́ делать правильно, а что́ – нет. Порой я нуждался в указке извне, и почему-то мой больной, пульсирующий и опухший от глупости мозг воспринимал только это.

Ведь всегда легче сдаться.

Пока я трогал шершавую рукоятку пистолета, всматриваясь в неестественно рыжее дуло, парень закряхтел, точно ему дали под дых. Я поднял голову и увидел, что на него со стороны налетело тёмное пятно. Пятно схватило его за грудки и, тряхнув несколько раз, отшвырнуло в сторону. Они о чём-то перекрикивались, спорили, ругались, но их голоса сплелись в одно нечленораздельное нечто, звенящее в моих ушах.

Я зажмурился, вжимая голову в плечи. Мне хотелось кричать, но из моего горла не вырывалось ни звука: хотел попросить прощения за всё, что я сделал и не сделал; за своё слабое здоровье, отчуждённость и неправильность; за то, что был самым настоящим разочарованием, и за то, что тратил время и нервы всех вокруг.

Казалось невероятным, что меня никто не бросил до сего дня.

Было страшно, но я приподнял пистолет на уровень лица. Руки дрожали, он трясся из стороны в сторону, так и норовя выпасть, утонуть в ближайшем сугробе, но только подумав об этом как о действительно возможном исходе, я ухватился за него настолько крепко, что костяшки пальцев побелели.

Приставил его к голове, бормоча себе под нос извинения: «Простите, мама и папа, я оказался слаб и не оправдал ваших ожиданий. Простите. Простите. Я не хотел».

Прикрыл глаза, думая, что так будет легче, но тут кто-то обхватил меня за лицо. Взглянул на него сквозь полузакрытые веки, смутно различая в этом самом пятне Юки, но какого-то смазанного, будто он был всего лишь плодом моего воображения.

– Уйди! – Меня всего передёрнуло, и я попытался отвернуться. – О-оставь… меня…

Его взгляд хаотично бегал по моему лицу. Немного подумав, он покачал головой. Осторожно обхватил руку, которая держала пистолет, словно боялся, что одно неверное движение – и курок будет спущен.

– Нет, – жалобно простонал я, пытаясь сопротивляться, но было похоже, что он спорил с мешком картошки. – Уйди. Д-дай мне…

– Акира, – его голос не дрогнул, – отпусти.

– Нет! – Я мотнул головой, хныча и только больше цепляясь за него. – Не отпущу…

– Он игрушечный, Акира, – повторил Юки, методично отлепляя мои пальцы от рукоятки. Он не сводил с меня встревоженного взгляда, вероятно, переживая, что я могу вытворить что-то еще. – Это того не стоит.

– Почему? – Я встрепенулся. – Почему?

– Пожалуйста, Акира.

И я отпустил.

У меня больше не было сил сопротивляться.

Обессиленный, я готов был упасть прямо на снег, но Юки успел подхватить меня. Голова моя раскалывалась до того сильно, что я зарыдал с новой силой. Он этого не понял. Думал, что плачу из-за слов Рэя, но когда из носа у меня хлестнула кровь, окропляя багровой полосой его плечо, он встревоженно повысил голос, но я его уже не слышал – в ушах стоял только шорох, точно кто-то совсем рядом шелестел одноразовыми пакетами. Меня затошнило, и, стиснув зубы, я провалился в чёрный омут, а последней моей мыслью было, что дальше меня ждёт только всепоглощающая пустота. Она окутает и сожрёт меня, стоит закрыть глаза.

Глава 17

Очнулся я довольно резко и с бешено колотящимся сердцем. Снежная ночь, покрытая липким дурманом, всё ещё стояла у меня перед глазами, точно я по-прежнему находился там, обессиленно лежащий на мягком снегу, что впитывался в мою кожу сквозь толстые рукава пальто.

Но на деле передо мной не оказалось Рэя, вокруг никакого снега, и вообще за окном струился приятный солнечный свет, мерцающий бликами сквозь гранёный стакан на небольшом пластмассовом столике у койки. Он выглядел таким несуразным в глянцевой белой комнате, пропахшей антисептиком и лекарствами, что я ещё какое-то время бездумно всматривался в него, пытаясь понять. Правда, что именно, я не знал.

Из носа у меня торчала кислородная трубка. Заметил её после того, как почувствовал что-то чужеродное в своих ноздрях и попытался от этого избавиться. Тогда же приметил, что в локоть на правой руке был вставлен перебинтованный катетер, намертво прижатый ко мне. Я поморщился, разглядывая торчащий синий колпачок, и с тихим стоном повалился обратно на подушку.

– О, вы очнулись, Хагивара-сан! – Оказалось, в моей палате был кто-то ещё помимо меня. – Приятно видеть вас в добром здравии.

Повернув голову, увидел у выхода пожилого мужчину с серебристыми волосами. На нём был белоснежный медицинский халат, бейдж, на котором я разглядел только первый иероглиф из слова «полицейский», а в руках у него была металлическая папка с моим именем на ней.

Я попытался ответить, но губы пересохли,