Королева Брунгильда - Брюно Дюмезиль

У хрониста были основания соблюдать осторожность. В тот страшный 585 г. никто толком не знал, который из королей обладает в Туре реальной властью. Гунтрамн контролировал город с помощью военной силы, но в поисках суда истцы направлялись ко двору Брунгильды. Ничего не было ясно и в Пуатье, где епископ Маровей не признавал ни бургундской, ни австразийской власти. Но не очень понятно, хотел ли этот прелат подчинить свой город Фредегонде — что было бы логично с учетом его прежнего подданства — или собирался существовать независимо. Гунтрамн был вынужден направить армию, чтобы заново подчинить Пуатье. В конце того же 585 г., похоже, произошло новое перераспределение земель, коль скоро Брунгильда смогла назначить герцога для управления Пуату и Турской областью. Положение других городов, когда-то принадлежавших Хильперику, оставалось столь же неопределенным, даже если Гунтрамн сумел взять под контроль Анжер, Mo и Бордо.

Совершеннолетие Хильдеберта II

585 год в Галлии ознаменовался прежде всего делом Гундовальда — узурпатора, прибывшего с Востока и попытавшегося выкроить себе в Аквитании королевство за счет Гунтрамна. У нас скоро будет возможность описать карьеру этого человека, которому удалось захватить все франкские территории к югу от Дордони. Неизвестно, какую конкретно роль в его кровавой авантюре сыграла Брунгильда, но можно утверждать, что оба ее временных союзника, Эгидий Реймский и Гунтрамн Бозон, в этой авантюре приняли участие. Гундовальд имел союзников и в Бургундии, и даже в Нейстрии такие приближенные Фредегонды, как епископ Бертрамн Бордоский, предложили ему поддержку.

Чтобы пресечь эту опасную узурпацию, Гунтрамн решил восстановить мир с Австразией. Весной 585 г. он пригласил Хильдеберта II в свой дворец и поставил два трона, чтобы оба короля на равных могли судить некоторых сообщников узурпатора Гундовальда. Хильдеберту II только что исполнилось пятнадцать лет[85], и к нему впервые отнеслись как к совершеннолетнему государю. В присутствии магнатов обоих королевств Гунтрамн передал ему копье и этим жестом германской инвеституры назначил единственным наследником. Хильдеберту II было возвращено и несколько австразийских городов, находившихся под бургундским контролем. Последовало несколько тайных встреч, в ходе которых дядя дал племяннику некоторые советы по управлению государством, по преимуществу касавшиеся выбора советников. Главный наказ Хильдеберту II, согласно Григорию Турскому, заключался в том, чтобы тот не оказывал никакого доверия Эгидию Реймскому и его друзьям. Потом король Гунтрамн снова собрал австразийских магнатов и попросил их отныне хранить безупречную верность своему королю. Был устроен пир, они три дня вместе веселились, обменялись дарами и по совершении этих ритуалов мира и дружбы разъехались.

Брунгильда не участвовала в этом собрании, но о ней все помнили. Гунтрамн настойчиво подчеркивал в речи перед армией, что его племянник — совершеннолетний, дабы каждый понял, что король Австразии теперь полностью самостоятелен. И объявил Хильдеберту II, что тот теперь должен сам выбирать себе советников — иначе говоря, пусть избегает контроля со стороны матери. В самом деле, король Бургундии утверждал, что королева ведет переписку с узурпатором Гундовальдом и поэтому к ней следует относиться с подозрением.

Однако, вернувшись в Австразию, Хильдеберт II снова доверил матери руководство делами. В наших источниках сын Брунгильды в любом возрасте выглядит на удивление блекло. А ведь этот принц был воспитан утонченным Гогоном; он не был ни умственно отсталым, ни невежественным. Венанций Фортунат даже посвящал ему стихи, представляющие собой сложные литературные упражнения, для наслаждения которыми требовались знание латыни в совершенстве и некоторая гибкость ума. Но, что еще более странно, в этих стихах начисто нет аллюзивной глубины, характерной для текстов, адресованных Брунгильде. Достаточно прочесть несколько строк, почти не поддающихся переводу, поскольку здесь все построено на игре созвучий:

Эта анафорическая галиматья несомненно развлекала юного латиниста, но ничему не учила меровингского государя. Но, может быть, у Хильдеберта II, в отличие от многих родственников, не было политической жилки. Кстати, единственным удовольствием, известным юному королю, была ловля рыбы сетью. Конечно, в раннем средневековье ловля лосося не представляла собой ничего постыдного, и любой аристократ мог предаваться ей, не унижая себя. Сам регент Гогон имел репутацию искусного рыбака. Но большинство меровингских правителей все-таки предпочитало охотиться на оленя или тура, поскольку тем самым они могли показывать подданным, что способны усмирять и животных. Такой король-рыболов, как Хильдеберт II, должен был выглядеть очень странно.

Брунгильда, правда, приняла все возможные меры предосторожности, чтобы царственный отпрыск не вышел из-под ее контроля.

Когда в 585 г. умер «воспитатель» Ванделен, она отказалась его кем-то заменять — не по причине совершеннолетия короля, а потому, что она «захотела сама заботиться о сыне». Она дополнительно укрепила свое влияние, женив Хильдеберта на девушке по имени Файлевба. Неизвестно даже, была ли та по происхождению свободной или рабыней, и ничто не позволяет утверждать, что это была дама из знатного рода. Этот малопрестижный брак почти не принес пользы королю Австразии, но удовлетворил Брунгильду, которая, вероятно, опасалась, как бы иностранная принцесса или знатная аристократка, взойдя на ложе короля, не потеснила ее во дворце. Так, хронист Фредегар утверждает, что Хильдеберт II был помолвлен с баварской принцессой Теоделиндой, но Брунгильда не допустила их брака. Даже если этот слух остается очень сомнительным, очевидно, что низкородная невестка представляла меньшую угрозу для королевы-матери. Григорию Турскому, вероятно, этот мезальянс не понравился, потому что о свадьбе он не упоминает. Однако когда Файлевба появляется в его «Истории», она выглядит верной союзницей Брунгильды.[86]

Королева-мать не только плотно контролировала сына, но еще и населяла австразийский двор своими союзниками и клиентами. Ее ближайшим советником оставался епископ Магнерих Трирский, ловкий дипломат и бывший друг Гогона[87]. Далее, Григорий Турский, всегдашний «верный» — по крайней мере, он настойчиво в этом уверял, — летом 585 г. совершил путешествие, чтобы достичь Кобленца. Он привез с собой несколько стихов Фортуната, в которых тот напоминал о былой преданности. Через недолгое время италиец лично вернулся ко двору, где с тех пор эпизодически появлялся[88]. Как и прежде, он проживал во дворце и пировал за королевским столом. Там он мог восстановить контакты с прежними знакомыми, такими, как Магнерих, и завязал новые и полезные дружеские связи с приближенными Брунгильды, такими, как майордом королевы Флоренциан. В обмен на изысканные яства, которые он поглощал с удовольствием, не притуплявшимся с годами, Фортунат предложил королеве поставить ей на службу свое перо. И составил дипломатическое послание в Византию в том выспреннем стиле, какой так ценили имперцы. Он написал также несколько пропагандистских стихов, в которых, естественно, образ Брунгильды находился на первом плане[89].