Симметрия желаний - Эшколь Нево

следующий вечер, когда Черчилль пошел в душ, а в дверь кто-то тихо постучал, я решил, что это ребята. И совсем забыл о требовании Черчилля смотреть в глазок, прежде чем открывать.

* * *

Передо мной стояла Яара. Яара Первая. Яара моей мечты.

– Он в душе, – сказал я. – Подождешь его?

– Я пришла не к нему, – ответила она и пристально посмотрела на меня поверх очков. Только тут я заметил, что на ней синяя юбка клеш, та самая, которая, как она знала, мне нравится. Та самая, в которой я в последние три года в воображении видел ее десятки раз, когда в моих фантазиях она приходила ко мне и признавалась, что ошиблась и выбрала из нашей компании не того парня. И спрашивала, нельзя ли все переиграть.

Сердце у меня едва не выпрыгнуло из груди.

– Секунду, – сказал я хриплым от волнения голосом, оставил Черчиллю записку, что иду в клуб играть в шахматы, надел куртку и вышел на лестницу к Яаре.

– Куда пойдем? – спросила она.

– На улицу Гильбоа, – с несвойственной мне решимостью ответил я.

Мы спускались со второго этажа, когда на лестнице погас свет. Я протянул в темноте руку, нащупывая стену, чтобы опереться, и вдруг обнаружил, что обнимаю Яару. Ее живот прижался к моему. Мои ноздри наполнились ароматом ее духов. Она уткнулась своим маленьким холодным носом мне в шею и сказала:

– Я ошиблась, выбрала не того парня из компании. Можно все переиграть?

* * *

ИЗ НЕЗАКОНЧЕННОЙ ДИССЕРТАЦИИ ЮВАЛЯ ФРИДА

«МЕТАМОРФОЗЫ: ВЕЛИКИЕ МЫСЛИТЕЛИ, ИЗМЕНИВШИЕ СВОИ ВОЗЗРЕНИЯ»

…И вдруг – в последнюю минуту, в Приложении! – Дэвид Юм меняет свою позицию. После того как на десятках страниц он прикладывает неимоверные усилия, чтобы доказать, что никакого неизменного «я» не существует, после того как он пытается убедить читателя, что за пределами потока сознания нет ничего, с чем можно связать этот поток сознания, и что наш ум напоминает республику, в которой уживается множество разных людей и концепций, Юм вдруг опровергает собственные выводы.

«Я не в состоянии объяснить этот резкий поворот, – с явным смущением пишет он в Приложении. – Все мои логические рассуждения ведут к другому, но все же я не могу отрицать: мы чувствуем, что совокупность наших меняющихся представлений укоренена в чем-то очень простом и личном». Так что это за неизменная вещь? – вопрошает себя Юм. И печально признается: «Я не имею об этом ни малейшего представления». В следующих двух абзацах – последних в книге – он исправляет две незначительные ошибки, которые допустил на страницах 116 и 151 своего сочинения, словно говоря: «Раз уж я ошибся, пусть это будет блестящее заблуждение».

11

Знаю, что это звучит неправдоподобно. Слишком искусственно. Какова была вероятность, что Яара произнесет именно ту фразу, которую я в своем воображении вкладывал ей в уста? Но именно ее она произнесла. Слово в слово. Не успели мы сделать и несколько шагов, как меня охватило сомнение: действительно ли все происходящее имеет место в реальности, или я оказался в некоем тигеле, где реальность сплавлена с фантазией и куда попадает тот, кто слишком упорно цепляется за обманчивую надежду. Как Черчиллю, выпившему сан-педро, мне срочно требовался сторонний свидетель, человек, которому я мог бы звонить по десять раз в минуту, и он снова и снова подтверждал бы, что все взаправду, все происходит наяву. Но такого человека у меня не было, и я просто шел рядом с Яарой, онемев от фатальной неизбежности происходящего, пока мы не добрались до улицы Гильбоа.

Мы шагали бок о бок по мощенной плиткой дороге, которая вилась между домами, вдыхали особенный воздух этой улицы, скользили взглядами по уютным балконам, величественным деревьям, машинам, которые только здесь производят впечатление прибывших в спокойную гавань – в отличие от остальной части города, где они походят на корабли, разбившиеся о рифы мостовой.

На улицу Гильбоа меня привела Яара, когда мы только начали встречаться. Время от времени мы приходили сюда, если чувствовали, что нам начинает не хватать воздуха. Мы садились за каменные столики для нардов и шахмат – по их клеткам вместо фигур перемещались листья, подчиняясь лишь прихоти ветра и пренебрегая правилами игры.

Сейчас мы тоже сели за шахматный столик. Она потянулась ко мне через черно-белое поле, взяла меня за руки и сказала:

– Я думала, ты обрадуешься.

– Я радуюсь.

– Ты не выглядишь счастливым.

– Я пытаюсь осознать случившееся.

– Ладно. Тогда скажи, когда осознаешь.

Она откинулась назад и вдохнула окутывавший нас аромат жимолости. Сняла очки, протерла их полой блузки и снова надела. С минуту она не отрываясь наблюдала за бредущим по улице стариком, и вдруг ее прорвало:

– Я знаю, о чем ты думаешь.

– О чем?

– Что я хочу отомстить Йоаву. Что я злюсь на него из-за этой Керен, а когда успокоюсь, снова передумаю. Но это не так. Пойми, это неправда!

Пока Яара говорила, ее ключицы то поднимались, то опускались. Я знал, что, если легонько провести по ним губами, она вздрогнет от наслаждения.

– А в чем правда? – спросил я уже не так сердито.

Яара снова коснулась моих рук. Так, как умела она одна.

– Правда в том, что с Йоавом мне никогда не было хорошо. Бывало интересно, бывало тревожно, но хорошо – никогда. Я не была с ним счастлива. И не только из-за его измен… Хотя измены, конечно, мало способствуют счастью. Но даже если отвлечься от измен… Я не знала с ним покоя. Мы без конца ссорились. Не из-за чего-то серьезного, а так, из-за всяких дурацких мелочей. Это выматывает. С каждой новой ссорой тебе словно впрыскивают в кровь новую дозу яда, пока ты не…

Она закашлялась, будто яд, о котором она говорила, был настоящим и обжег ей горло.

В квартире на первом этаже дома, возле которого мы сидели, зазвонил телефон.

– Я больше не хочу плакать, – сказала Яара. – В последний год я слишком много плакала. И слишком часто чувствовала себя одинокой. И нежеланной. Мне слишком часто казалось, что наш дом – тюрьма. Я слишком часто лежала рядом с ним в постели и не могла заснуть. А так быть не должно. Любовь должна приносить счастье, верно?

Я нерешительно кивнул. Что я знал про любовь?

– Когда я была с тобой, – продолжала Яара, – между нами существовала… гармония. Я помню наши с тобой субботы… Когда наступал вечер, я удивлялась, как быстро пролетело время. Ты помнишь те субботы?

(Ее загорелое обнаженное тело на моей