Симметрия желаний - Эшколь Нево

кровати. Ее очки на прикроватной тумбочке. На кровати валяется газета, касаясь краем ее стопы. Пряди непослушных каштановых волос орнаментом вьются по щеке. От ее сонного тела пахнет сдобой. А я лежу рядом с ней с широко открытыми глазами и думаю: «Прекрати. Прекрати бояться и желать, чтобы она от тебя ушла».)

– Мне было так хорошо с тобой в постели, – продолжила Яара. – Никогда и ни с кем мне не было так хорошо.

– Тогда почему ты ушла, Яара? Если все было так замечательно, почему ты ушла? – спросил я хриплым голосом и вспомнил тот ужасный разговор. Она сказала тогда, что ей нужно время подумать. Ей понадобилось три года?

Телефон на первом этаже снова зазвонил. Он все звонил и никак не смолкал.

Яара встала, обошла вокруг стола и села рядом со мной.

– Обними меня, – сказала она голосом маленькой девочки с косичками и в белых сандаликах.

Я обнял ее.

– Крепче, – попросила она, – чтобы стало больно.

Я обнял ее крепче, но не до боли. Я не мог причинить ей боль. Только не ей.

– Я порченая, – сказала она. – Что-то во мне сломалось. – Ее тело дрожало в моих руках.

– Да все мы порченые. Уже потому, что все мы люди, – ответил я, повторив слова, когда-то сказанные Офиру.

– Но я – больше, чем другие, – возразила она. – Ты не понимаешь… Все мужчины, с которыми я была, все, кроме тебя, дурно со мной обращались… Наверное, что-то во мне этого требует. Хочет этого.

Я вспомнил все случаи, когда я сам вел себя с ней довольно жестоко – дразнил, отнимал сладости, отказывался рассказывать, что загадал к чемпионату, – и ей это нравилось.

– Но я хочу измениться, хочу разорвать этот порочный круг. – Яара чуть отстранилась и бросила на меня серьезный, почти дерзкий взгляд. – Я надеюсь, что смогу! Я уверена, что смогу! – добавила она и второй раз за этот день напомнила мне Офира: когда он заканчивал фразу восклицанием, мы понимали, что он в себе не уверен.

– Кроме того, – сказала Яара, словно почувствовав, что меня терзают сомнения, – ты тоже изменился.

– Изменился? – удивился я. (Я все так же перевожу статьи с английского. Чищу яблоко, как мой отец. Все такой же коротышка. Все так же влюблен в тебя. В чем я изменился?)

Она расстегнула верхнюю пуговицу моей рубашки, просунула руку внутрь и потрепала растительность у меня на груди.

– Во-первых, ты, как я погляжу, отрастил шерсть.

– Самую малость.

– Хорошо, что самую малость. Еще, когда я помогала вам с ассоциацией и мы разговаривали по телефону, ты был не такой, как раньше.

– Не такой?

– Более уверенный. Собранный. Все-таки три года прошло. В твоей жизни много чего случилось.

(После каждого нашего разговора, во время которого я производил на тебя впечатление уверенного в себе человека, я доставал из шкафа твой носок. Я пошел на свидание с девушкой только потому, что она носила то же имя, что и ты. Каждый раз, когда мы с ребятами встречались, а ты была с нами, я чувствовал, как у меня все кишки выворачивает от желания быть поближе к тебе. В городе есть целые кварталы, куда я не заглядываю потому, что они напоминают мне о тебе, а это невыносимо. Продолжай. Гладить. Мою. Грудь. Ты ведь знаешь, как я это люблю. И тебя. За эти три года со мной ничего не случилось. Кроме тебя. Я вставал утром, встречался с клиентами, покупал на субботу фрукты, и кунжутную пасту, и новые рубашки, и не чувствовал ничего – кроме тоски по тебе. Единственная причина, по которой мой голос казался тебе уверенным, заключалась в том, что мы разговаривали по телефону. Я держался так спокойно и был таким собранным и сосредоточенным только потому, что ты не сидела рядом, а на пальце у тебя было обручальное кольцо, но сейчас, когда ты ко мне прикасаешься… Продолжай, продолжай… Я весь горю, но я могу любить тебя только так… Возможно, с другой женщиной я мог бы вести себя по-другому, но с тобой все границы исчезают, я плавлюсь и, да, начинаю догадываться, что ты, скорее всего, никогда не накопишь девяносто одну тысячу долларов и что за твоими яростными нападками на других кроется обыкновенная лень, лень и страх перемен, но сейчас, когда ты расстегиваешь на моей рубашке еще одну пуговицу, все мое здравомыслие, все мои представления, вся моя осторожность плавятся и превращаются в кипящий поток любви, но как раз этого ты не приемлешь, как раз это рвет твою душу и будет рвать, пока ты снова не уйдешь, не бросишь меня и не унесешь с собой свой чистый запах, который заставляет меня лизать тебя, я провожу языком по твоему уху, ты подставляешь моим губам свою шею, я целую ее и нежно, как тебе нравится, покусываю ее, ты ищешь мои губы, и мы сливаемся в поцелуе, но на вкус ты как ваниль, коварная ваниль, коварная, но такая сладкая, и через несколько секунд, всего через несколько секунд минус одна секунда слова будут уже не нужны, и, наверное, я должен собрать в кулак остатки воли и остановиться, постараться остановиться, и сказать: хватит, нет, продолжай, нет, хватит, господи, это слишком…)

– Хватит.

– Хватит? – Яара удивленно отодвинулась от меня.

– Я хочу тебе кое-что сказать. Я должен сначала сказать тебе…

– Ну так говори. – Яара отодвинулась еще немного. Ее шея покраснела.

– Дело не в том, что… Не в том, о чем ты только что говорила… Я не изменился. В том, что касается тебя, я все тот же.

– А в чем тогда дело?

– В том, что твои ожидания, возможно… завышены.

– Возможно, – задумчиво сказала Яара.

Мне тут же захотелось убедить ее в обратном.

– Может, ты и прав, но давай обсудим это позже. – Она снова погладила меня по груди. – А сейчас… – Она посмотрела на меня поверх очков тем самым своим особенным взглядом. – Сейчас я жду от тебя одного… Чтобы ты поцеловал меня, как целовал раньше. Это не слишком завышенное ожидание?

На этом месте голливудский герой встал бы и ушел, доказав свое моральное превосходство над другими персонажами фильма и недвусмысленно продемонстрировав, какую серьезную метаморфозу он претерпел, превратившись из юнца в зрелого мужчину. Из оболтуса в ответственного человека. Из бездельника, живущего на задворках общества, в успешного медиамагната.

Но я не гожусь в голливудские герои – ростом не вышел.

И мне захотелось снова ощутить вкус ванили на ее губах.

Я его ощутил, и мне захотелось еще и еще.

Мы