Симметрия желаний - Эшколь Нево

она выглядит? – спросил я, и Черчилль усадил меня смотреть новости, чтобы облик журналистки запечатлелся в моем сознании.

Новости были плохие. За сообщениями об убитых и раненых следовали репортажи о несчастных случаях, беспорядках, драках, поножовщине и снова – об убийствах. Я отметил странную закономерность: ведущие использовали самые резкие и категоричные выражения типа «решительное наступление», «эскалация», «неожиданное обострение», но описываемая ими реальность представлялась заключенной в некий порочный круг. Еще я заметил, что журналисты, задавая вопросы приглашенным в студию гостям, ведут себя с неприкрытой неприязнью, чуть ли не враждебностью. Как будто агрессия, пронизывающая каждую сообщаемую ими новость, которую они зачитывали с непроницаемыми лицами, торжественным тоном, в конце концов проникла и в их кровеносную систему. Они грубо перебивали своих собеседников, барабанили пальцами по столу, громко сглатывали слюну, и на протяжении всего эфира я не мог отделаться от ощущения, что еще миг, и они больше не смогут сохранять на лице проклятую телевизионную мину показной отстраненности, и весь гнев, все отчаяние, что тайно копятся у них в душе, вырвутся на волю подобно кипящей лаве и уничтожат студию.

Судебный обозреватель появилась в самом конце передачи. Светлые волосы. Быстрая речь. Очки. Она чем-то походила на Яару.

– А эта Михаэла довольно симпатичная, – сказал я Черчиллю.

– Не ведись. Это все одна видимость, чтобы заманить тебя в ловушку, – предупредил Черчилль и снова повторил: – Дверь никому не открывай, запомнил?

* * *

Несколько дней я делал, как он просил, и, прежде чем открыть дверь, смотрел в глазок.

Первым ко мне постучал Менаше со второго этажа, который собирал взносы в домовый комитет.

Затем неожиданно явился курьер из службы экспресс-доставки FedEx с увесистой посылкой от господина Шахара Коэна из Любляны. Мы осторожно открыли ее и обнаружили внутри большую картонную коробку, а в ней – пять оранжевых тюбиков. На тюбиках не было ни названия, ни логотипа фирмы-производителя. Вместо инструкции или другой информации для потребителя Черчилль нашел в коробке адресованное ему письмо от Шахара.

Привет чувак

Как поживаешь

Я слышал у тебя сейчас трудные времена и хотя я знаю что ты так и не простил меня за то что когда то случилось в нашем квартале а в последний раз когда мы виделись на шиве у Амихая ты на меня почти не смотрел но я всегда буду помнить что это ты организовал ту демонстрацию в школе вот я и подумал как бы помочь человеку который помог мне И я сразу решил что надо послать тебе эту мазь от сердечной боли над которой мы работаем в нашей лаборатории но еще не выпустили ее на рынок по чисто техническим причинам связанным с сертификацией и прочей бумажной дребеденью поэтому нет листка с информацией для потребителя но это ерунда потому что мазь не нуждается в описании она натуральная и производится на основе экстракта дульцинеи это растение вроде кувшинки оно растет на озере Блед в Словении применять мазь проще простого дважды в день наноси ее на левую сторону груди где сердце и через два три дня почувствуешь значительное облегчение твоя печаль уйдет я это знаю не по экспериментам на мышах а из личного опыта потому что у меня тоже были в жизни разочарования но речь сейчас не обо мне а о тебе и я от всей души надеюсь что мазь тебе поможет и в любом случае я хочу чтобы ты знал что я думаю о тебе только хорошее и знаю что ты выйдешь из этой ситуации победителем с мазью или без нее

Привет всем ребятам

Шахар

P S Извините что в письме нет знаков препинания просто я уже почти не пишу на иврите и забыл куда нажимать на клавиатуре

Через несколько часов после доставки оранжевых тюбиков явились Амихай с Офиром. Они заскочили на пару минут, «проверить, жив ли Черчилль», и остались посмотреть на последнюю попытку израильской команды попасть в чемпионат.

Мы впервые после смерти Иланы вчетвером смотрели футбол, и поначалу в атмосфере ощущалась какая-то зажатость. Как дела? Как жизнь? Нормально… Будто мы не четверка закадычных друзей, а четверо незнакомцев или четверо соискателей, выполняющих групповое задание, чтобы получить работу. Мне подумалось, что наша неловкость отчасти вызвана тем фактом, что за последний год Амихай превратился в известного, почти знаменитого общественного деятеля, и, когда человек из телевизора, человек с газетных страниц сидит рядом с тобой в гостиной, не очень понятно, как с ним разговаривать. По-простому или с реверансами?

Но тут Черчилль рассказал о посылке от Шахара Коэна, и ребята стали подбивать его попробовать эту самую дульцинею – хуже точно не будет! Черчилль выдавил немного мази на ладонь, осторожно растер левую сторону груди, точно, как объяснил Шахар, и меньше чем через минуту почувствовал жуткий зуд.

– Ну и ублюдок этот Шахар! – прорычал он, скребя ногтями грудь.

– Почему ублюдок? Гений! – захохотал Офир. – Теперь у тебя будет так чесаться, что ты ни о чем другом не сможешь думать.

– Чему ты радуешься, дебил в шароварах? – заорал Черчилль, швырнул в Офира тюбиком с мазью и побежал в душ – остудить горящую кожу.

Когда он, все еще почесываясь, вернулся, Офир скрутил толстый косяк и объяснил: он радуется тому, что они беременны, то есть Мария беременна. И в честь этого события он по старой памяти отправился в Яффу и добыл для нас травку премиум-класса, особо забористую, только что доставленную из Ливана. Мы встали и по очереди крепко его обняли, приговаривая: «Поздравляем, папочка, поздравляем!» Мы пустили косяк по кругу.

Черчилль рассмеялся и сказал:

– Представляете, если сейчас нагрянет полиция и застукает нас на месте преступления? Дилемма «остаться в прокуратуре или уйти» исчезнет сама собой.

Амихай слегка побледнел:

– Лучше бы без полиции. Медики, с которыми я сражаюсь, будут в восторге, если узнают, не говоря уже о журналистах.

– Да, – загорелся Офир. – Так и вижу заголовки: «Наше право пыхнуть? Основатель ассоциации „Наше право“, выступающей в защиту прав человека в системе здравоохранения, подозревается в употреблении наркотиков».

Черчилль тут же сочинил несколько подзаголовков: «Танури оправдывается: дым бывает и без огня»; «Танури оправдывается: „Я просто хотел исправить косяк в системе здравоохранения“»; «Танури оправдывается: „Мои действия вырваны из контекста“»; «Танури оправдывается: „Я стремился поддержать арабов Яффы“»; «Танури оправдывается: „Это был не я. Это был Шахар Коэн“».

Мы наперебой предлагали все новые заголовки к воображаемой заметке о конфликте Амихая с законом. Чем