Академия Малхэм Мур. Мой сводный враг - Мию Логинова

Так что в последнюю ночь распределения сюда приходили те, кто искал покровительства у сильнейших фамилий Малхэма. И если счастливчика выбирал кто-то из предков, то он получал вход в клуб покровителя. А если нет – должен был успеть выбраться живым. Осечек почти не случалось. Действующий глава клуба всегда страховал на входе и выходе. Это правило ввели после сразу нескольких смертей четыре века назад. В первые клубные игры.

Мы называли этот этап вассальной клятвой. И именно она давала уверенность в членах братства. Клятва перед предками – залог того, что члены клуба всегда помогут друг другу.

– Зачем все эти войны? – Руки дрожат, я сжимаю огромный железный прут, который выдернул на входе из земли. Он, видимо, служил подпоркой для кустов когда-то, когда те ещё были слишком молоды, чтобы выстоять местные штормы по осени. – Они отняли у меня детство. Друзей. Жизнь! – Я размахиваюсь и со всей силы ударяю прутом по алтарю в центре. – Я просто хотел быть наездником! Или хотя бы архитектором! Мне не нужно всё это! – Голос становится всё громче, новый удар со скрежетом отлетает от стен, похожий на стон. – Я не хотел соответствовать! Не хотел выслуживаться за любовь родителей. Вечно не слишком хорош для наследника! – Новый удар вызывает уже не стон, а визг или вой. Разорванную рубашку дёрнуло порывом ветра.

– Почему мы уже столько веков давимся вашей ненавистью? Вы сдохли, и теперь вам плевать. А мы что? Жилы рвём вам на радость? – Я оборачиваюсь туда, где на выщербленной каменной плитке выбили долотом имя и дату смерти. Анна Латимер. – Я верил тебе. Любил тебя. Ты отняла у меня всё! Твоя проклятая ненависть и гордыня! Ты чудовище. Научила своих сыновей ненавидеть друг друга. Разве это мать?!

Перед глазами стоит злое лицо Эйдана, когда он узнал, что я всё это время был в курсе их с отцом тайны. Я всё время думал, а если бы я не был сыном врага, тогда бы он мне доверился? Рассказал бы? Технически мы родственники. Очень дальние. Как там говорят? Через пятое колено. Но мы из одного рода, пусть и носим разные фамилии и вечно грызёмся за этот чёртов кусок земли.

Где-то глубоко во мне всё так же живёт тот скромный, одинокий мальчик, которому нужно было просить разрешение, чтобы подойти к собственной матери. Чуть ли не на аудиенцию записываться через секретаря. У меня не было друзей. Потому что не должно было быть. Только полезные контакты. Только выгодные связи. Навязанная девушка, которую от меня тошнило. Навязанные социальные роли. Навязанное будущее. Я только дважды рискнул идти против воли семьи. В первый раз, когда подружился с Мортимером. Второй – сегодня, при всех просил руки девушки, которая мне не пара по всем меркам. При всех, чтобы родители не могли это замять. Всегда можно замолчать, если разговор был в узком кругу. Огласка была моим шансом. Единственным. Люка мне нравится. Как глоток свежести для того, кто всю жизнь хлебал воду исключительно из болота.

Я надеялся. До последнего думал, что она согласится. Из добросердечия и жалости.

Она ведь такая светлая. Такая открытая. Я в жизни не знал никого более достойного. Никого лучше. Светлее и добрее. Никого такого настоящего. Всё начиналось как игра. Попытка насолить Дану. Желание сделать ему так же больно, как он мне когда-то. Отнять дорогое. Потому что он отнял у меняя лучшее, что было в жизни – нашу дружбу. Просто потому что я был Латимером. Но за короткий этот кусок времени Люка в самом деле проросла в меня. Много ли надо тому, кто вечно жил под гнётом “надо” и выслуживался за ласковое слово. Искренних так можно пересчитать по пальцам. Все хотели дружбы с Латимером. Никто – с просто Максом. Я был ступенькой в карьере, а не человеком. А для неё не было титулов. Ни статуса. Ни перспектив. Только парень, любивший лошадей и рисовать. И я надеялся, что этого хватит для начала.

Потом бы она непременно узнала меня лучше. Я бы всего себя положил на то, чтобы доказать: я тоже достоин. Её и её любви. Я бы умер за гордость в её глазах.

А теперь, казалось, умер от отказа.

– Я ненавижу тебя, слышишь! Всех вас. Ваш проклятый Малхэм Мур. Латимеров. Мортимеров. Всех!

Я бью прутом по гробницам, луплю так сильно, что от звона и грохота стучит в висках. Руки немеют, и каждый новый замах даётся с трудом, через сопротивление мышц и боль.

От очередного удара по стене идёт трещина. С потолка на плечи сыплется пыль и мелкие обломки камня. Но я бью снова и снова. Пока треск не оглушает окончательно, а потолок не начинает обваливаться. Удар приходится по правому плечу. Я перестаю чувствовать руку и от боли падаю на колени. Нога застревает между двух булыжников, я пытаюсь её вытянуть. Дёргаю, помогая себе левой рукой, но в этот момент ещё камень придавливает бедро. Реальность взрывается болью. Я слышу свой собственный крик, переходящий в хриплое онемение.

– Я просто хотел быть счастливым… и всё…

Глава 48

Чавкая комьями болотистой жижи под ногами, бегу по лабиринту известным маршрутом. Я проходил его сотни раз и точно знаю, где и когда свернуть.

Главное – быстрее. Главное – успеть.

Вопреки ненависти и всему между нами… В память о том, что когда-то мама подвела меня к скромному мальчику, рисовавшему какие-то картинки на столовой салфетке.

– Он же Латимер, мама?

– А ещё он твоего возраста, и ему, кажется, тоже не помешает друг.

Так с её благословения и в обход отцов мы с Максом стали приятелями. Потом друзьями. Подрастая, учились скрывать привязанности публично и вести себя, как положено конкурирующим фамилиям. Я помнил его таким. Мальчик, который не хотел воевать. Мальчик, который мне доверял. А я… а мне не хватило смелости. И теперь я не могу оставить его там. Просто не могу.

– Макс? Ты здесь? – Склеп шатается, как будто построен не на века, а сооружён из ветхих прутиков. Мелкие камни уже сыплются на голову ещё у входа, по левой стене идёт огромная трещина. В шуме мне не удаётся расслышать голоса или даже стона. – Макс?

От пыли щиплет в носу. В голове стучат голоса:

–Уходи. Убирайся. Умрёшь. – По загривку ползёт холодок.

– Макс, где ты? – Не обращая внимания на угрозы духов, я ныряю в