Академия Малхэм Мур. Мой сводный враг - Мию Логинова

пыльную темноту. По плечу больно ударяет сорвавшийся с потолка булыжник. Я оступаюсь, полетев вперёд, натыкаюсь на постамент для гробов в центре. Тут раньше отпевали усопших перед захоронением в стены.

– Макс? – Руку обжигает болью, видно, пропорол острым осколком камня. Я замечаю Латимера на полу. Его засыпало обвалом. – Ты как?

Упав рядом на колени, я принимаюсь судорожно разбирать камни руками. По спине и лопаткам колотит мелкой дробью, как если бы призраки решили кидать в нас камнями, как по мишеням.

– Уходи, идиот, – прокашлявшись, хрипит Макс. – Убирайся.

– Я вытащу тебя! – Камень тяжёлый и не поддаваётся. Я понимаю, что бедро Латимера наверняка раздроблено и придётся тащить его на себе. Главное, чтобы не успело засыпать вход. О том, что засыпет нас двоих, я даже думать не желаю. – Надо было брать кулон и вернуть ей. Может, тогда бы была подобрее к внукам! – пытаясь поддеть булыжник, ворчу я, желая отвлечь Макса и себя от страшной перспективы подохнуть здесь под завалами. Старые обиды, делёж девушки, Дикие и Змеи – всё это так неважно сейчас. Когда вопрос в том, чтобы выжить. И в этот раз я намерен не трусить, остаться с другом. Я верю, что мы можем спастись.

– Мы ведь враги, – со стоном выдыхает Латимер.

– Мы друзья. С детства. Извинюсь, когда выберемся.

– Не планирую тебя прощать.

– Выживи и можешь мстить мне ещё лет двадцать. – Камень удаётся приподнять, Макс шипит, руками пытаясь тащить на себя обездвиженную ногу. – Давай же, ну.

Мне даже удаётся помочь ему подняться. Обливаясь потом, с трясущимися руками, я ковыляю с ним к выходу.

– Почему только двадцать… – пытаясь не быть мёртвым грузом, Макс кусает губы, стонет и хромает той ногой, которая хотя бы шевелится. Штаны его полностью пропитались кровью Мы оба запинаемся. Удержать вес двоих не выходит. Я падаю первым. Макс – следом, успев развернуть лицо так, чтобы не напороться головой на камень у моего плеча.

– Потом простишь. Ты же добряк.

– Пошёл ты. – Я встаю на четвереньки. Опираюсь рукой о стену.

– Цепляйся. – Протягиваю вторую руку Латимеру. И тут стена хрустит, как переломанный в пальцах крекер. Сверху летит мелкое крошево, потом пыль, какие-то ветки. Потом камни и… наступает чернота.

..Так закончилась история Диких, Змей и клановой вражды Латимеров и Мортимеров.

Больше никаких клубов, испытаний и споров за землю. Она приняла их двоих, без дележа. Латимера и Мортимера. Воссоединив то, что пытались разделить люди.

Эпилог 1

Мэддок

– Ты позволишь? – Нерешительный стук, едва приоткрытая дверь. В сумрак кабинета вползает клинок света, рассекает полы на две неравные части. Как моя жизнь, разорванная на “до” и “после”. Никогда больше не сшить эти две половины.

Поднимаю взгляд на жену. Теперь единственную законную миссис Мортимер. Дом в Беркли сгорел неделю назад. Люка навещала Иветт так же регулярно, как делал это Дан, подолгу беседовала с ней, а потом возвращалась, закрывалась в своей комнате и рыдала. Я слышал каждый раз, проходя мимо. Надин и Констанс тоже постоянно сетовали, что слёзы стали главным гостем в нашем доме. Теперь ей некого навещать. Иветт в приступе сожгла поместье.

– Я же велела тебе не читать газет. – Констанс, застав меня с поличным и покачав головой, забирает разложенную на столе простыню свежего выпуска Дейли. – Только делаешь себе хуже.

Хочется сказать, что ей не понять, но я одёргиваю себя. Констанс ни в чём не виновата. Она поддерживала меня все эти дни, пыталась утешить дочь, сама похудела и осунулась. Ей тоже было тяжело.

– Когда мы решили заключить помолвку между детьми, я не думал… прости…

– Ты хотел защитить всех нас. – Рука ложится на плечо, не принося тепла в замёрзшую душу. Мягкий голос ножом ковыряет кровоточащие раны.

– Без имени она была мишенью. Я мог обезопасить её, только дав покровительство. Мог удочерить, но тогда бы пришлось отбиваться от постоянных предложений. Сильные кристаллы в родовитых домах не каждый день рождаются. Мур не то место, где можно скрыть свою силу. Люка очень талантливая. Я мог бы отказывать сколько угодно, но существует масса способов жениться на свободной девушке, если не получил официального благословения. Другое дело – уже имеющийся брак.

– Я знаю. Мы ведь рассматривали все варианты.

Консультировались с юристом, говорили с отцом. План был через пару месяцев объявить о помолвке официально. Тогда бы Люка перестала быть лакомым кусочком для молодых (и не очень) холостяков. Её бы защищало не только имя, но и родовой кристалл. Единственная гарантия безопасности, которую я мог дать дочери любимой женщины. А потом они с Даном бы сами решили, что делать. Мы не планировали настаивать. Я верил, что сын поймёт и поддержит, просто было рано вот так сразу нагрузить его ещё и этим. Он слишком резко воспринял новость о моей женитьбе, и мы хотели немного переждать, дать детям время узнать друг друга.

– Что теперь? – помолчав, спросила Констанс. Её, конечно, волновало будущее дочери.

– Стоит спросить саму Люку. Мы сделали достаточно за спинами детей… По документам – она всё ещё невеста Дана. И только ей решать, признать его легитимность или нет. Если она захочет, это станет её наследством. Как и положено жене.

Я всё время с того чёрного дня думал… А что, если бы мы были честны? С самого начала, ещё с Иветт. Что, если бы рассказали Дану правду, не считая его слишком маленьким и неспособным понять или защитить себя? Что, если бы поговорили с ним и Люкой открыто, прежде чем принимать решение. Мы так пытались их уберечь… От бед, от злого мира вокруг. И вот что вышло.

Я открываю ящик стола, где лежит старый портрет жены и ставлю его рядом с фотографией сына. Пальцы проходятся по холодному стеклу. К горлу подступил ком.

– Я всё делал не так…

Ладонь Констанс сжимается на моём плече.

– Пришло письмо от Латимера. Адвокат будет ждать в семь. Ты не передумал?

Я качаю головой. Хватит этой вражды.

Мы решили передать Мур на попечение государства. Единственное, о чём просили – позволить установить на входе скульптуру. Два молодых парня, сидящих на камне. Один с блокнотом и карандашом, другой – с собакой у ног. Отец Макса передал рисунки сына скульптору. Оказывается, у Максимилиана было больше сотни портретов Эйдана. Детские, юношеские, взрослые. Тот факт, что парень был одержим моим сыном, до сих пор казался поразительным. О том, что Дан погиб, спасая Макса, мы узнали от Люки. Первое чувство, которое я