Сладкая горечь магии - Эдриенн Тули

Окна большинства домов были заколочены. К некоторым крышам все еще льнули тени темной магии. Но все каменные домики уцелели. Страх слегка отпустил Рэн. Но только слегка.

– А если он умер?..

– Не умер. – Тэмсин настороженно оглядывала пустую тропинку. Ее голос звучал неуверенно.

– А если он не помнит меня?

Ведьма сжала руку истока.

– Тебя непросто забыть.

Рэн не смогла сдержать улыбку. Но в животе все равно бурлило штормовое море.

У калитки исток вновь остановилась. Ботинки, оставленные ею, пропали. Рэн проглотила панический комок в горле.

– Мне кажется, я не смогу.

Сердце колотилось. Рэн дышала часто и рвано. Ей вдруг почудилось, будто что-то трется о ноги – и, взглянув вниз, она увидела черного кота. Того самого дворняжку – потрепанного, пыльного и грязного, но в остальном выглядящего вполне неплохо с учетом обстоятельств. Кот вновь потерся о лодыжки Рэн, с надеждой уставившись на нее своими огромными желтыми глазами, и та почувствовала, как выступают слезы от захлестнувшей надежды – он ее узнал. Кот ее узнал, а значит, отец тоже мог вспомнить.

Рэн подняла кота на руки, пригладила грязную шерстку и почесала за ушком. Тэмсин поморщилась, глядя на животное. Ее руки оставались на месте.

– Он хороший, клянусь. – Рэн протянула его ведьме, как ребенка.

Тэмсин неохотно протянула палец и трижды похлопала кота по лбу. Зверек зашипел, и ведьма отпрыгнула прочь с недовольным видом.

– Мне плевать.

– Ведешь себя по-дурацки.

Рэн снова потискала кота. Тот вырывался, пытаясь вернуть себе свободу. Получив ее, кот принялся вылизывать переднюю лапу с оскорбленным видом.

– Ладно, хоть кот меня помнит. Это хороший знак, правда?

Не сдвинувшись с места, Рэн уставилась на переднюю дверь домика. Можно было и дальше торчать у калитки, но это не изменило бы того, что ждало ее внутри. А раз так, лучше пойти и выяснить.

Исток прошла в калитку и едва коснулась пальцами шершавой, грубой двери, как та распахнулась, и перед ней возник мужчина. Рэн отшатнулась.

Это был не отец.

– Тор? – Рэн пыталась хоть что-нибудь понять. – Что ты тут делаешь?

Портной так же неверяще уставился на нее.

– Просто проведал твоего папку, как ты и просила.

Рэн не нашлась с ответом. Вместо этого она бросилась портному на шею, всхлипывая в его рубашку.

– Он жив?..

Портной неловко похлопал ее по голове.

– Странное было время… Повсюду висела тьма, густая, как чернила. А потом, шесть дней тому назад, эта тьма растаяла. Будто гроза разразилась… И все, все заболевшие – их память хлынула обратно.

– Можно мне к нему? – Рэн торопливо вытирала слезы тыльными сторонами ладоней.

– Это твой дом.

Тор обошел ее и вышел на солнечный свет. Его взгляд упал на Тэмсин, которая неловко стояла рядом с Рэн, и он отвернулся, хмурясь.

– Иди, – сказала ведьма, повернувшись к Рэн, которая заколебалась, коснувшись двери. – Я подожду здесь, если что.

Тэмсин мягко улыбнулась.

– Иди.

Рэн вошла. В доме стояла удушающая жара – огонь ревел, несмотря на погоду. Вонь горелых трав – почерневшего розмарина, поджаренного чабреца – висела в густом воздухе. Рэн закашлялась, прикрывая ладонью нос.

Она стояла посреди комнаты на старом коврике, который соткала еще мама. Дверь в спальню была чуть приоткрыта. Шуршали простыни. Кто-то глухо закашлялся.

– Папа?

Вдох. Затем – голос отца, робкий, неверящий:

– Рэн?

– Папа!

Рэн распахнула дверь, на глазах вновь выступили слезы, внутри с трудом распускался тугой узел, а в груди ослабло напряжение. Отец сел в постели, одетый и улыбающийся: он не только выжил, но и помнил ее.

– Птичка моя. – Его глаза сияли, когда он обнял дочь. – Это что, мои ботинки?

Рэн кинула взгляд на свои ноги. Она почти забыла, кому принадлежала ее обувь.

– Я, э-э, думала, ты не будешь по ним скучать.

Она развязала шнурки, разулась и поставила их на место – к стене. Тэмсин, конечно, не будет против наколдовать ей новую пару.

– Вот. – Исток виновато улыбнулась. – Будто никуда и не пропадали.

Отец хохотнул. Смех громко и тепло прозвучал в маленькой комнатке.

– Пожалуй, так. Тор говорит, я тут изрядно провалялся.

Папа усмехнулся и закашлялся. Сделав наконец свистящий вдох, он пристально посмотрел на дочь.

– Ну, рассказывай. – Отец хлопнул по кровати рядом с собой. – Где ты была?

Рэн закусила губу. Так многое следовало рассказать. И он, возможно, не сумеет понять. Исток повзрослела, пока странствовала, но теперь, стоя перед отцом, вновь ощущала себя перепуганным ребенком. Хотелось убедить его, что она все еще его дочь. Что она почти прежняя, что ему не нужно думать о ней иначе.

Что она не виновата в смерти брата.

И все же, несмотря на тревогу, Рэн понимала, что должна принимать себя, невзирая на то, как к ней отнесется отец. Все, что ей оставалось сделать – сесть и рассказать правду.

– Я была далеко, пап, – сказала Рэн, дергая себя за косу. – Я отправилась в Ведьмины земли и помогла остановить мор.

Отец неверяще уставился на нее.

– Это ложь, – наконец сказал он, еще больше нахмурившись. – В Ведьмины земли могут войти только ведьмы. А ты не ведьма.

– Нет, не ведьма. – Рэн вновь разволновалась – так сильно, что страх, казалось, дошел до кончиков пальцев ног. Ей хотелось, чтобы Тэмсин тоже вошла сюда. – Но я – исток.

Отец непонимающе покачал головой. Рэн набрала воздуха.

– Я – волшебница.

Отец хмурился и моргал, глядя на нее.

– Ты уверена?

Сердце Рэн упало.

– Я много лет знала. Скрывала, потому что не хотела, чтобы ты… – Она умолкла, ее голос сорвался.

Отец выпрямился, и Рэн не могла понять, что выражает его лицо.

– Не хотела, чтобы я – что?

– Чтобы ты боялся меня, – договорила исток дрожащими губами. – Чтобы ты разлюбил меня из-за того, что магия сделала с братом.

Она так долго оберегала чувства отца, отворачиваясь от собственных желаний. Жила, чтобы служить ему, забывая о себе. Отец хотел этого. Ей полагалось быть хорошей дочерью. Но эта жертва будто не порадовала отца, а… опустошила.

– Ты скрывала это, потому что боялась меня? – Он с явным стыдом опустил голову. – Ничто в мире не заставит меня разлюбить тебя! Как же ты могла не знать этого?.. – Отец умолк, не отрывая взгляда от постели. – Моя вина. – Он потер лицо ладонью. – Прости меня, птичка. Прости за то, что подвел тебя.