Несущий смерть - Стивен Кинг

— Потрясающе! — вырвалось у Кевина. Слушал он с широкораскрытыми глазами, словно рассказывали ему о туалетах типа «сортир на дваочка», которые Поп и его приятели (почти всех следовало считать приятелями,потому что друзей в детстве у Попа было мало; возможно, потому, что он готовилсебя к обдиранию туристов, а ребята каким-то образом это чувствовали, какслабый запах скунса) воспринимали как само собой разумеющееся.

Интересная судьба, у «камеры будущего», подумал Поп. Всеготридцать пять лет, а для этого мальчика она ничем не отличается от сортира водворе.

— Негатив оставался на столе, а позитив, да, черно-белый, ноименно черный и белый, очень четкий, лучше не придумаешь, у тебя в руках. И ещеприлагался розовый пузырек размером с большой ластик, из которого следоваловыдавить какой-то химический реактив с резким запахом и размазать по позитиву.Причем размазать быстро, иначе позитив сворачивался в нечто похожее на рулонтуалетной бумаги.

Кевин расхохотался, сравнение показалось ему чрезвычайноудачным.

Поп помолчал, разжигая угасшую трубку.

— Какая в той камере шла химическая реакция, никто не знал,кроме сотрудников компании «Полароид», разумеется, да и то не всех, а самыхдоверенных. И еще: этот механизм ты мог разбирать на части.

Старик с пренебрежением посмотрел на «Солнце-660» Кевина.

— И, конечно, они часто ломались, причем в самыйнеподходящий момент. Однажды пришел ко мне человек с такой камерой, говорит,что она не работает, стонет, мол, теперь придется посылать на фабрику, ипройдет не один месяц, прежде чем ее вернут, и просит посмотреть. «Скорее всегоя ничего не смогу сделать, — отвечал я в таких случаях. — В этих камерахразбираются только сотрудники фирмы, но посмотреть, конечно, могу». При этом язнал, что или где-то ослаб винт, или полетела пружина, или кто-то из детей засунулв ячейку для кассеты кусок орехового масла.

Поп Меррилл быстро подмигнул ему ярко-синим птичьим глазом,очень быстро, и Кевин понял, что говорит он о летних туристах.

— Что я хочу сказать, ситуация складывалась идеальная. Еслия мог починить, меня восхваляли до небес. Один раз я положил в карман восемь споловиной долларов, вытащив пару ломтиков картофельных чипсов из зазора междукнопкой и пружиной, перемещающей затвор. Так вот, сынок, женщина, что пришла скамерой, еще и поцеловала меня в губы. Да, да, прямо в губы.

И Кевин за пеленой голубоватого дыма заметил, как вновьприкрылся и открылся синий глаз.

— А если починить камеру не удавалось, никто не держал наменя зла. Я хочу сказать, посетители с самого начала не верили, что такоевозможно. Я оставался их последней надеждой перед тем, как положить камеру вящик, набитый смятыми газетами, чтобы она не разбилась при пересылке по почте,и отправить ее в Шенектади.

— Но эта камера… — сказал Поп таким тоном, каким, наверное,все философы, от Афин Золотого века до наших дней, выражали свое отношение кчему-либо абсолютно никчемному. — Она не собирается, сынок, а отливается. Ямогу вынуть линзы, если ты меня попросишь. Я уже заглянул в полость, кудавставляют кассету, хотя и знал, что никаких дефектов там не увижу, и не увидел.На этом мои возможности иссякли. Еще могу взять молоток и расколоть ее, нопочинить? — Он развел руками. — Ничего не выйдет, сэр.

— Тогда, полагаю, мне придется… — Слова «вернуть ее нафабрику» Кевин произнести не успел, потому что Поп вновь заговорил:

— Впрочем, думаю, ты и без меня это знал. Я хочу сказать,мальчик ты умный и наверняка разглядел, что корпус литой. Мне кажется, что тыпринес камеру не для починки. Ведь ты знал, что я не смогу ее починить спомощью отвертки, даже если бы камера и разбиралась. Думаю, ты просто хочешьспросить, не знаю ли я, что с ней происходит.

— А вы знаете? — Кевин весь напрягся.

— Возможно, — невозмутимо ответил Поп Меррилл.

Он склонился над стопкой фотографий. Их было двадцатьвосемь, считая ту, что вынул Кевин, дабы объяснить причину своего прихода в«Империю изобилия», и ту, что Поп достал сам.

— Они разложены по порядку?

— Нет. Примерно. А разве это важно?

— Думаю, да. Они ведь чуть разные, не так ли? Отличиянезначительные, но они есть.

— Да, — кивнул Кевин. — Я тоже заметил, что некоторыеразличаются, но…

— А ты можешь показать мне самую первую? Я, конечно,определю ее и сам, но время — деньги, сынок.

— Это просто. — Кевин выхватил из стопки одну фотографию. —Видите засохший крем? — И ткнул пальцем в маленькое коричневое пятнышко набелой рамочке.

— Да. — Поп не удостоил пятнышко взглядом, зато всмотрелся всаму фотографию.

Минуту спустя он выдвинул из-под верстака ящик, в которыйбыли свалены инструменты. Но в углу стоял какой-то прибор, аккуратно прикрытыйбархатным чехлом. Поп достал его, снял чехол. Это оказалось большоеувеличительное стекло с выключателем на подставке. Поп положил полароиднуюфотографию под стекло, щелкнул выключателем. Яркий крут света лег нафотографию.

— Здорово! — воскликнул Кевин.

— Да уж, — отозвался Поп. Но Кевин видел, что мастер егобольше не слушает: Поп изучал фотографию.

Тот, кто не знал, при каких странных обстоятельствахпоявилась эта фотография, не понял бы, почему она удостоена такого пристальноговнимания. Фотография ничем не отличалась от других, сделанных приличнойкамерой, на хорошей пленке, человеком, которому хватало ума не закрыть пальцемобъектив. Четкое, ясное изображение… и, как обычно на полароидных снимках,абсолютно статичное.

Фотография, по которой можно опознать и назвать каждыйобъект, но начисто лишенная внутренней глубины или настроения. В этойбесчувственной одномерности, возможно, не было ничего плохого. Нельзя женазвать плохим прожитый день только потому, что за это время не случилосьничего достойного телевизионной хроники. Изображенные на фотографии предметытолько присутствовали, словно пустое кресло, или качели во дворе, илиавтомобиль у тротуара, ничем не отличающийся от любого другого, даже спущеннымколесом.

И все же хватало и одного взгляда на снимок, чтобы понять:что-то не так. Кевин вспомнил ту тревогу, которую почувствовал, когда указывал,кому где встать, перед тем как сфотографировать всех. Вспомнил тот холодок,вновь пробежавший по спине, как только вспышка осветила комнату, и ту мысль:теперь камера моя. Забыть это он не мог, как не забыл бы силуэт увиденного наЛуне человека… Кевин смотрел на эти фотографии и понимал, что предчувствовалбеду.

Кажется, дует ветер, очень слабый, но очень холодный,подумал Кевин, взглянув на фотографию.