Смятение - Даниэла Стил

В эту ночь они ни о чем больше не разговаривали. КогдаГлэдис приняла душ и вернулась в спальню, Дуг уже спал, и она быстро легларядом.

Но ей не спалось. Ворочаясь с боку на бок, Глэдис думала оПоле. Ей хотелось позвонить ему, но это было, разумеется, невозможно, и онастала представлять себе, как он плывет по Средиземному морю и, стоя на мостике,вглядывается в даль. Уже засыпая, Глэдис на мгновение представила рядом с нимсебя. Мечта, несбыточная мечта. В ее жизни Пол скорее всего навсегда останетсядалеким голосом в телефонной трубке.

Потом все пошло по накатанной колее. Глэдис была так занята,что почти не разговаривала с Дугом. Он, впрочем, и сам не особенно к этомустремился. В воскресенье Глэдис повезла Сэма на футбол. На стадионе она немногопоболтала с Мэйбл, потом отвезла Сэма домой и, сложив в кофр отснятые в Лондонепленки, отправилась к Раулю. Они вместе пообедали. Рауль был в восторге. Онназвал репортаж о детской проституции «настоящей бомбой» и пообещал, чтозаймется им в первую очередь.

На обратном пути Глэдис остановилась на бензозаправочнойстанции. Номер спутникового телефона Пола она знала наизусть, а в кармане еекуртки позвякивала целая пригоршня четвертаков.

На «Морской звезде» трубку взял главный стюард. Глэдисузнала его по английскому акценту. Поздоровавшись, она попросила позвать Пола.

Пол подошел почти мгновенно. Судя по голосу, он был оченьрад ее звонку.

— Привет, Глэдис, как дела? — спросил онжизнерадостно. — Ты где?

Глэдис огляделась по сторонам и засмеялась.

— В будке телефона-автомата на бензозаправочной станциив десяти милях от Нью-Йорка, — сказала она. — Я отвозила моему агентупленки и вот решила позвонить. У нас идет снег, — добавила она, увидев,что в воздухе закружились крупные белые хлопья.

— Как там мой друг Сэм?

— Неплохо. По-моему, дети вообще не заметили, что якуда-то уезжала, — ответила Глэдис и замолчала. Когда ее отец отправлялсяна съемки, она всегда отчаянно скучала. Впрочем, Глэдис оставалась с матерьюодна, в то время как каждый из ее детей мог рассчитывать на компанию братьев исестер. Кроме того, ее дети выросли в нормальной, спокойной обстановке, которуюГлэдис создавала для них на протяжении всех четырнадцати лет.

— А… а все остальное как? — после недолгогоколебания поинтересовался Пол, и Глэдис вздохнула.

— Без изменений. Дуг со мной почти не разговаривает.Когда я вернулась, он сказал, что я — эгоистка, которая совсем не думает одетях и разрушает семью своим неслыханным поведением. В общем, старая песня…

— Понятно. — Пол еще немного помолчал. —Надеюсь, фотографии удались?

— Я их еще не видела, — объяснила Глэдис. —Крупные журналы и агентства сами проявляют пленки, сами ретушируют и печатаютфотографии. Я увижу их только тогда, когда все будет готово.

— А когда, как ты думаешь, их опубликуют?

— Фотографии со свадьбы должны появиться черезнесколько дней. Что касается репортажа о детской проституции, то Раульсобирается продать их международному синдикату прессы. Это займет несколькобольше времени, но зато мой репортаж появится не только в американских, но и вевропейских газетах. — Она переступила с ноги на ногу и поплотнее закрыладверцу кабины, в которую немилосердно дуло. — А ты как?

— У меня все отлично. Никак не мог дождаться твоегозвонка и уже начал волноваться… — Пол действительно воображал себе счастливоепримирение между ней и мужем и был теперь очень удивлен, обнаружив, насколькосильно, оказывается, его это затронуло.

— У меня было очень много дел, — уклончивоответила Глэдис. Оба прекрасно понимали, что им больше не удастся перезваниватьсяпо несколько раз на дню. — Вчера я крутилась как белка в колесе —разбирала детские вещи и приводила в порядок дом. Сегодня с утра возила Сэма нафутбол, а вечером мы с детьми собираемся в кино.

— Понятно… — протянул Пол. Он сразу догадался, что большуючасть этих «важных» дел Глэдис придумала себе сама, чтобы укрыться отвраждебного молчания, Дугласа.

— Ты сейчас где? — поинтересовалась Глэдис,которой хотелось переменить тему. — Наверное, уже в Венеции?

— Нет. Я решил по дороге завернуть на Корсику, чтобыпополнить запас продуктов. Мы, конечно, не голодаем, просто пора менятьтурецкую кухню на итальянскую. В Венецию отправляемся завтра.

— Хотелось бы мне быть с тобой, — проговорилаГлэдис и, спохватившись, что сказала лишнее, поспешила уточнить:

— Уж больно здесь холодно…

Она действительно продрогла. Руки ее едва не примерзали ктрубке, однако Глэдис почти не замечала этого — настолько приятно ей былоразговаривать с Полом.

— Послушай, ты не простудишься? — заволновалсяПол, хотя он прекрасно понял, что имела в виду Глэдис. И ему тоже хотелось,чтобы она была рядом. Тогда они могли бы без помех говорить друг с другом,сидеть на палубе или стоять на мостике, пить настоящий турецкий кофе, играть вкости и слушать музыку. О чем-то подобном оба мечтали довольно часто, но всегдавтайне друг от друга, ибо были у этих фантазий границы, за которые ни Глэдис,ни Пол пока не осмеливались заходить даже в мыслях. — Я тоже хотел бы,чтобы ты была здесь, — вдруг произнес Пол неожиданно охрипшим голосом.

На этот раз пришел черед Глэдис притвориться, будто то, чтоона услышала, — совершенно в порядке вещей и в этом нет ничего особенного.

— Почему у тебя такой голос? — спросила онанаконец. — Ты опять плохо спишь?

Этот вопрос она задавала ему довольно часто. С тех пор какпогибла Седина, Пол спал очень мало и плохо. Бывало, он часами лежал без сна, исправиться с «комплексом выжившего» ему не помогали ни лекарства, ни работа, ниалкоголь.

— Да нет, я сплю нормально… Более или менее.

— Снова кошмары, Пол?

— Вроде того.

— Попробуй выпивать на ночь стакан теплого молока смедом.

— Вряд ли мне это поможет. Я бы предпочел барбамил, ноон, к несчастью, весь вышел…

— Вот как? — Глэдис насторожилась. Ей-то казалось,что в последнее время Пол чувствует себя лучше, а он, оказывается, просто сиделна таблетках. — Знаешь, по-моему, тебе не стоит злоупотреблятьснотворным, — сказала она решительно. — Попробуй теплое молоко, как ятебе сказала, и горячую ванну с травами…

— Слушаюсь, мэм, — отозвался он шутливо и тут жеспохватился:

— Глэдис, а тебе точно не холодно? Это я могуразговаривать с тобой сколько угодно, потому что у нас сейчас плюс двадцать поЦельсию, а ты в этой будке можешь легко превратиться в сосульку. Что я тогдабуду делать?

— Сосульку положено сосать, — отозвалась Глэдис.Его голос звучал так тепло и так… сексуально, что она совершенно забылась.