Академия при царском дворе. Греческие ученые и иезуитское образование в России раннего Нового времени - Николаос Хриссидис

Для этих лиц был характерен гуманизм с христианскими оттенками, знание латыни и других языков, а также серьезные карьерные устремления. В окружение Курбатова входил купец И. И. Короткий, на чьи средства Козьма Ивирит, афонский монах, уже давно живший в Москве, осуществил перевод риторики Софрония Лихуда на церковнославянский. Более того, ключевую роль в издании «Арифметики» Магницкого, которая сама служит примером барочной культуры, сыграл Федор Поликарпов743. Наконец, членом курбатовского кружка был Федот Агеев, один из первых лихудовских учеников, в судьбе которого, как и в судьбе Поликарпова, решающую роль сыграло образование, полученное в академии. В 1692 году Агеев был назначен переписчиком Книгопечатного приказа. В придачу к академическому образованию Агеев также добивался права учиться в Итальянской школе Лихудов (как и другой бывший ученик Лихудов, Степан Ермолаев), а впоследствии был отправлен в качестве переводчика с итальянского с окольничим А. П. Протасьевым на судостроительные верфи в Воронеж744. Таким образом, Агеев оказался пригодным для участия в замыслах Курбатова, что еще раз демонстрирует ту роль, которую полученное в академии образование играло в карьере ее учеников. Помимо материальной обеспеченности, академия также открывала для них двери в мир, причастный к общей барочной культуре. Студенты, обучавшиеся в академии у Лихудов и их преемников, благодаря знанию латыни и других языков, а также их культурной ориентации в целом могли быть полезны в проектах, затевавшихся в этих кругах.

Наконец, следует упомянуть еще одного ученика братьев Лихудов, чья судьба служит иллюстрацией того вклада, который внесла академия в расширение интеллектуальных горизонтов, – Петра Васильевича Постникова (ум. после 1716), сына дьяка Посольского приказа Василия Тимофеевича Постникова. В 1692 году он покинул академию и отправился в Венецию745. В том же году, скорее всего, по рекомендации Лихудов и Якова Пилариноса (1659–1718), врача на службе у Петра I746, Постников поступил в Падуанский университет, окончив который в 1695 году со степенью по философии и медицине он стал первым русским «доктором»747. В 1697–1698 годах, во время поездки Петра в Европу, Петр Постников выполнял обязанности переводчика и лица, контактировавшего с местными в местах пребывания царя. Наконец, в первом десятилетии XVIII века он играл роль неофициального дипломатического представителя во Франции, а в 1710 году вернулся в Россию748.

Судя по всему, образование, полученное Постниковым в академии, вполне подготовило его к ответу на вызовы, перед лицом которых он оказался в Падуанском университете и затем, когда Петр взял курс на вестернизацию. Постников получил степень доктора всего после трех лет учебы. Находясь за границей, он неоднократно доставал книги, лекарства и научные приборы для царского двора. В 1698 году, после визита Петра в Англию, Постников остался там на какое-то время «для осматривания академей» (учебных заведений)749. Вернувшись из Франции, Постников поступил на службу в Посольский приказ, перевел с французского ряд книг по дипломатическому протоколу и Коран750. Вместе с тем Постников представляет собой пример русского человека эпохи раннего Нового времени, до конца жизни сохранявшего страсть к науке и уважение к интеллектуальной деятельности. Неизвестно, проявлял ли Постников интерес к бюрократической службе сразу после завершения учебы. Хотя он стал кем-то вроде дипломатического агента, поступив на службу в Посольский приказ (то есть пойдя по стопам отца), представляется все же, что по крайней мере первоначально его больше интересовал широкий мир науки, с которым он познакомился за пределами России (в конце 1690‐х и в 1700‐е годы Постников побывал или какое-то время жил в Италии, Франции, Голландии и Англии). Так, после окончания Падуанской академии он в течение двух лет оттачивал свои медицинские навыки и занимался наукой в Париже и Лейдене. Его письма того времени не дают почти никакого представления об этих попытках, поскольку прежде всего изобилуют информацией о военных и политических делах в Европе, которой Постников снабжал свое московское начальство. Тем не менее они свидетельствуют о его интеллектуальных устремлениях и приверженности нормам барочного эпистолярного жанра. Классические ссылки на взгляды Гиппократа и Демокрита по вопросу о склонности человеческой натуры к труду и отсылки к Библии перемежаются у него барочными риторическими тропами и известиями на политические и военные темы, свидетельствуя о том, что Постников хорошо усвоил знания, полученные им во время учебы. Обычный житель Московии, «традиционно» избегающий внешних знаний, не стал бы высказываться подобным образом, и в этом смысле в Постникове отражается пристрастие к интеллектуальным занятиям, приобретенное в Славяно-греко-латинской академии и впоследствии развившееся в Падуе, пока он учился на доктора751. Несомненно, Постников был бы на своем месте в обществе ученых мужей. Так, он посетил школу, основанную в Галле немецким пиетистом Августом Германом Франке, вел с ним ученые беседы, обсудив в том числе ряд сомнительных мест в Grammatica Russica («Русской грамматике») Генриха Вильгельма Лудольфа (Оксфорд, 1696), о чем в 1698 году сообщал сам Франке в письме Готфриду Вильгельму Лейбницу752. Погружение в собственные научные занятия не слишком соответствовало интересам государства, и в конце концов для Постникова настало время доказать готовность служить своему монарху753. Постников знал латынь, французский, греческий и итальянский языки. В частности, его греческий пригодился русской делегации на переговорах о заключении Карловицкого договора (1699), поскольку османским послом был грек Александр Маврокордато, тоже выпускник Падуанского университета. После того как Петр, узнав о восстании стрельцов, в 1698 году поспешил в Россию, глава русской делегации в Вене Прокофий Возницын неоднократно требовал от Постникова, находившегося в тот момент в Венеции, вернуться в Вену, чтобы присоединиться к русской делегации на предстоящих переговорах. Постников в ответ писал, что едет в Неаполь, чтобы, как он выразился, «живых собак мертвить, а мертвых живить»754. Научные инициативы Постникова не были достаточно убедительной причиной в глазах Возницына, пригрозившего Постникову царским гневом и тем самым вынудившего его присоединиться к русскому посольству.

Именно в лихудовской академии (по крайней мере отчасти) Постников получил первоначальную подготовку, которая дала ему и лингвистические инструменты, и теоретическую основу для дальнейшего обучения и последующей государственной службы. Это было немалое достижение в стране, где институционализированное образование делало лишь первые шаги755. Показательно в этом смысле письмо Постникова, отправленное им в 1703 году своему московскому начальству. Прося денег на новую карету, подобающую ему как российскому агенту во Франции, Постников писал: «Я сам собою по философски хотел бы жить, но ныне по званию надобно мне жить». Понятно, что в данном случае Постников противопоставляет выражение «жить по-философски» помпезному образу жизни, который ожидался от