Академия при царском дворе. Греческие ученые и иезуитское образование в России раннего Нового времени - Николаос Хриссидис

внимания со стороны российской элиты к благам образования. Повышение международного статуса России после приблизительно 1650 года и церковный раскол породили новые вызовы для российской светской и церковной элиты. После того как в конце 1670‐х и в 1680‐х годах начались более активные дискуссии об основании учебного заведения среднего и высшего уровня, царь и патриарх пришли к согласию в отношении целей этого учебного заведения и его программы. Церковь и государство явно осознавали потребность в опытных служащих, которые были бы готовы занять ответственные руководящие должности в административном аппарате. Предполагаемая академия должна была превращать молодых людей в верных подданных царя, способных и знающих администраторов, ученых церковных иерархов и лояльных приверженцев Русской православной церкви. Достижение подобных целей требовало не раздоров, а сотрудничества: царский двор и патриархат четко осознавали это и вели себя соответственно. Князь Василий Васильевич Голицын и патриарх Иоаким поддерживали планы по созданию академии и, по всей видимости, принимали меры к тому, чтобы привлечь к обучению в ней представителей боярской, бюрократической и церковной элиты. Разнородный корпус студентов академии состоял из отпрысков бояр и незнатных дворян, занимавших различные должности при дворах царей Ивана и Петра, тех, кто уже служил или собирался служить чиновниками в царской и патриаршей администрации, а также выходцев из низших социальных слоев (о которых почти ничего не известно). Учащиеся академии в нескольких случаях демонстрировали полученные ими ораторские навыки на царском дворе или перед патриархом. Несмотря на существовавшие на протяжении всех 1680‐х годов трения между патриархом Иоакимом и правительством царевны Софьи по вопросам внутренней и внешней политики, эти проблемы никак не сказались на работе академии. Для отношений между церковью и государством в сфере образования в большей мере было характерно не противостояние, а сотрудничество.

Несомненно, патриарх Иоаким прилагал все усилия к тому, чтобы оградить достоинство своей должности от любых посягательств и обеспечить подчинение своей власти в рамках церкви. Во время конфликта по поводу евхаристии Сильвестр Медведев пошел наперекор политике патриарха и Иоаким предпринял ответные шаги – медленные, но методичные770. Тем не менее это был спор между духовными лицами по вопросу о том, кто вправе диктовать содержание богословского учения, а вовсе не столкновение церкви с государством. Медведев мог рассчитывать на покровительство царевны Софьи и, возможно, В. В. Голицына, но, судя по всему, никто из них не желал или не был в состоянии выступить против патриарха ради своего протеже. В конце концов, князь Голицын покровительствовал и Лихудам. Так или иначе, спор по вопросу о пресуществлении носил литургический и богословский, а не культурный характер. Патриарх Иоаким, не получивший хорошего образования, все же не был реакционером и не пытался вмешиваться в текущие дела недавно основанной академии. Он, несомненно, не возражал против того, что Лихуды преподают в ее стенах латынь, и не возмущался, когда ученики академии возносили ему хвалу в речах на латыни. Иоаким в качестве главы русской церкви был весьма заинтересован в духовном обновлении русского общества и видел в московской академии орудие, оказывающее ему помощь в достижении этой цели. Согласно концепции Иоакима, академия должна была подготовить значительное число образованных священнослужителей, которые бы просвещенным образом растолковывали и распространяли среди мирян суть веры, в то же время защищая постулаты православия.

Начав поиск преподавателей для создаваемой академии, русские нашли их среди греков. Греческая интеллигенция того времени, неотъемлемой частью которой являлись и Лихуды, была носительницей интеллектуальных и культурных импульсов, исходящих из постренессансной Западной Европы. В конце концов, греки, стремящиеся к образованию, учились в академиях и университетах латинского Запада. Соответственно, они привозили к себе на родину знания, почерпнутые в западном культурном окружении. Они играли роль проводников, через которых на православный Восток проникали аристотелизм и схоластика во всех их многочисленных разновидностях. Большинство этих греков были лицами духовного звания, и многие из них занимали видные должности в администрациях восточных патриархатов и вне их. Некоторые из них отрекались от православия, в то время как другие оставались его стойкими приверженцами и энергично защищали веру своих предков от посягательств со стороны протестантизма и католицизма. Тем не менее орудия, применявшиеся ими в этой конфессиональной борьбе, они приобретали в учебных заведениях того же самого Запада, против религий которого они сражались. Даже будучи православными, они исповедовали интеллектуализированную разновидность православия, сформированную в ходе длительного обучения в западных школах или под руководством преподавателей, получивших образование на Западе.

Несмотря на бурные первые годы московской жизни и на попытку бегства, Лихуды почти не подвергались каким-либо гонениям и им удалось сделать в России карьеру. Обладая многочисленными навыками – как переводчики, преподаватели, частные учителя и редакторы, – Лихуды предлагали русским услуги, в которых те нуждались. Что касается интеллектуального склада Лихудов, в этом отношении они не отличались от среднего образованного грека той эпохи. Получив образование на занятиях у Герасима Влахоса (притом что Софроний учился еще и в Падуанском университете), в России они играли роль проводников западных интеллектуальных течений. Выражаясь точнее, братья принесли с собой в Россию греческий вариант западного образования. Это было образование, которое студент получал в типичной иезуитской коллегии с преподаванием предметов средней и высшей школы. И с точки зрения внешних организационных элементов, и с точки зрения своей учебной программы Славяно-греко-латинская академия в целом представляла собой копию иезуитской коллегии. Лихуды положили в основу своих учебников негреческие образцы, позаимствовали у иезуитов учебную программу и подражали ряду иезуитских логиков, натурфилософов и риторов. Таким образом, они насаждали греческую мудрость сквозь иезуитскую призму, преподавая и разъясняя учение Аристотеля в духе иезуитских учителей XVII века. Вообще говоря, конечный продукт, который Лихуды предлагали своим московским ученикам, носил православное обличье. На вопрос о том, не служило ли такое образование фактором, вносящим вклад в «псевдоморфоз» (нечто вроде порчи и искусственного искажения) православной мысли эпохи раннего Нового времени, должны отвечать теологи771.

Иоанникий и Софроний не отличались оригинальностью как мыслители. Но какой оригинальности следовало ожидать в то время, особенно от учебного заведения наподобие основанного ими? Как отмечал К. М. Кумас в заключительных замечаниях к переводному изданию истории философии В. Г. Теннемана, вся современная греческая философия (к его эпохе, то есть к началу XIX века) в принципе являлась подражанием европейским схоластам-аристотелианцам и прочим философам того времени772. Перу Лихудов принадлежат главным образом школьные учебники. Как и большинство преподавателей-иезуитов, Лихуды не интересовались поиском новых знаний. В ходе своей преподавательской деятельности они скорее стремились дать своим ученикам свод застывших, организованных знаний, санкционированных церковью и формировавших просвещенных верующих.

В какой степени лихудовская