Атлас. История Па Солта - Люсинда Райли

идет из Глазго в Лондон. Кстати, где вы сейчас остановились? Я организую билеты для вашего переезда. Сможете приступить на следующей неделе?

Мы с Элле переглянулись.

– Разумеется, и будем благодарны за это, – ответил я. – Мы проживаем в гостинице «Шип-Эйд».

– Превосходно. – Он хлопнул в ладоши. – Я пришлю туда ваши билеты.

– Но мы можем сами заплатить… – начала Элле.

Арчи поднял руку.

– Чепуха. Теперь вы работаете у меня, а я еще не настолько беден, чтобы не обеспечить вам переезд по Каледонской железной дороге. Прошу прощения, но, кажется, я еще не слышал вашу фамилию? – Он вопросительно посмотрел на нас. – Роберт и Элеонора…

– …Танит, – быстро подсказал я.

– Отлично. Я закажу билеты на имя мистера и миссис Танит.

Одарив нас прощальным кивком и улыбкой, Арчи Воган снял с крючка у двери длинное серо-голубое пальто и вышел из таверны.

Мы с Элле снова переглянулись и дружно рассмеялись.

– Вот видишь, моя дорогая, – сказал я. – Теперь ты понимаешь, почему я верю во Вселенную, несмотря ни на что?

Она взяла меня за руки.

– Определенно, начинаю понимать. Какая удача!

– И правда. – Я посмотрел на небо и едва заметно пожал плечами. – А может быть, нечто гораздо большее, чем удача. Как знать?

Какое-то время мы смотрели друг на друга, немного ошеломленные таким стремительным развитием событий. Потом Элле нахмурилась.

– Что за фамилию ты ему сообщил? О чем ты думал?

Да, читатель. В тот момент чистой паники я назвал Арчи Вогану свое настоящее имя, – то, которое было написано в моем свидетельстве о рождении где-то среди бескрайних просторов Сибири. Танит.

Я провел пальцами по волосам.

– Знаю, это было глупо с моей стороны. Но я не хотел ни секунды промедления, особенно после его вопросов о нашем акценте. Это было первое, что пришло мне на ум.

Элле закатила глаза, но потом улыбка вернулась на ее лицо.

– Значит, мы будем мистером и миссис Танит.

– Полагаю, если Криг когда-нибудь проберется в Британию, он и не подумает искать меня под моей настоящей фамилией, – рассудил я.

За ужином мы подробно обсудили возможности, которые могла предоставить новая загородная жизнь. Мы предались фантазиям насчет обещанного домика и пышных зеленых лугов в английской глубинке. В тот момент опасность, исходившая от Крига и нацистского вторжения, казалась очень далекой.

Мы вернулись в гостиницу, где хозяин вручил нам письмо, адресованное «Бо и Элле»; к счастью, мы зарегистрировались под этими именами. Лицо Элле озарилось, она бегом поднялась в нашу комнату.

– Должно быть, это от Карин! – взволнованно сказала она. – Не терпится рассказать ей, что произошло сегодня вечером. Она оценит, как это забавно! – Элле осмотрела конверт и нахмурилась. – Странно, непохоже на почерк Карин.

– Открой и посмотри, – посоветовал я.

Элле разорвала конверт и вытащила два листа бумаги.

– Тут еще послание от Хорста, – озабоченно сказала она.

– От Хорста? У них все в порядке?

Я следил за выражением лица Элле, пока она читала.

– Не понимаю…

– Читай вслух, – предложил я.

– Дорогой Бо, дорогая Элле… – начала она.

«Надеюсь, это послание найдет вас. Я обнаружил этот адрес в последнем письме, которое вы отправили Карин. Извините, что открыл его, но скоро вы поймете, почему у меня не было выбора. Я рад, что вы благополучно попали в Шотландию, и надеюсь, что ужасы этого бессмысленного конфликта не будут преследовать вас там. Мне тягостно писать вам о таких ужасных событиях, но я считаю своим долгом отправить это письмо, согласно желанию моего дорогого сына.

Умоляю, не надо плохо думать о нем. Он не был порочным человеком. Он лишь совершил тяжкую ошибку и заплатил за это самую высокую цену. Спасибо за то, что вы были близкими друзьями Карин и моего сына. Знайте, что они очень любили вас.

Пожалуйста, цените друг друга, любите и слушайте друг друга.

Ваш друг

Хорст Халворсен».

Элле отложила письмо и с беспокойством посмотрела на меня. Испытывая тягостную пустоту внутри, я подошел и осторожно взял другое письмо.

«Дорогой Бо, дорогая Элле!

Когда вы получите это письмо (если такое случится), меня уже не будет. С бесконечной скорбью сообщаю вам, что моя любимая Карин Элиана Розенблюм была застрелена захватчиками.

Ее преступление состояло в том, что она посмела выйти в город за хлебом и молоком.

Вы оба знаете, что Карин хотела уехать из Норвегии. Я эгоистично отказывался слушать ее предупреждения, и теперь мне нет никакого оправдания. Моя жена была добрее, умнее и ЛУЧШЕ меня, и мне следовало послушать ее.

Мое сердце разбито навсегда.

Элле, я должен в особенности извиниться перед тобой. Ты была лучшей подругой Карин, и твоя связь с ней, возможно, была даже глубже моей. Это я, и никто другой, виноват в том, что вы больше не встретитесь.

Друзья мои, я вверяю себя на милость Господа нашего, но не жду прощения. Составление этого письма – мой последний поступок в этой земной жизни. Потом я возьму из сарая отцовское охотничье ружье и покончу с собой в лесу над домом. Феликс останется с моими любящими родителями, которые обожают моего сына, как собственного ребенка.

Я всегда хотел прославиться своими музыкальными талантами. Поэтому прошу вас, дорогие друзья, не поминайте меня: пусть это будет моим вечным наказанием. Пускай я превращусь в прах и пепел.

Но помните о нашей дорогой Карин. В мире, объятом тьмой, она была светом, и она должна сиять вечно.

Ваш

Йенс «Пип» Халворсен».

У нас с Элле не было слов. Мы сидели в молчании, пока она не начала трястись и не потекли слезы. Я часами удерживал ее в объятиях, пока она не уснула у меня на руках, измученная бременем этого известия.

Вместе с утренним светом пришли и билеты на ночной поезд для «мистера и миссис Танит», что вызвало недоразумение в приемной, потому что мы зарегистрировались под фамилией Деплеси. К счастью, хозяин принял мое объяснение, что «Танит» – это фамилия моей больной бабушки, и мы просто ошиблись.

В тот вечер мы сели на поезд из Абердина в Глазго и сделали пересадку незадолго до одиннадцати вечера. Устроившись в маленьком купе, состоявшем из металлической койки, небольшой раковины и складного столика, я присоединился к Элле на матрасе и сжал ее руку.

– Мы будем жить ради нее, – заверил я. – Ради них. Наше счастье будет памятью о них.

Я был расстроен сокрушенным видом Элле.

– Не могу не думать о маленьком Феликсе, – всхлипнула она. – Что с ним будет? Потерять обоих родителей… я знаю, каково это. – Она посмотрела мне в глаза. –