Киев 1917—1920. Том 1. Прощание с империей - Стефан Владимирович Машкевич

поки-що Ніковського і остаточно порозумітися з Мійським Самоврядуванням»{681}.

Но на следующий день, явившись во дворец для вступления в должность городского комиссара и зайдя в кабинет, который раньше занимал Василенко, Никовский застал там Георгия Пятакова (на тот момент председателя Военно-Революционного комитета). Последний обратился к служащим комиссариата, заявив, что комитет «категорически высказывается за упразднение должности городского комиссара с передачей политических функций его советам [естественно! – С. М.], а технических (выдача разрешений на проезд в столицы и на получение спирта) – городскому самоуправлению».

Заведующий канцелярией комиссариата Л. И. Подольский довел это заявление до сведения Никовского, который, в свою очередь, заявил, что не может вступить в должность, пока городская дума не выскажет своего мнения по поводу дальнейшей судьбы комиссариата. Подольскому он предложил возобновить техническую работу комиссариата по выдаче различного рода разрешений в помещении городской думы{682}.

Городское самоуправление, в лице присутствия управы, высказалось. Его мнение совпало с мнением большевиков в той части, чтобы административно-технические функции, прежде выполнявшиеся комиссаром, взяло на себя само городское управление. Но, в отличие от большевиков, управа не предлагала наделять Советы какой-либо дополнительной властью. Надзор за законностью деятельности городского самоуправления (то, чем в царское время занимался губернатор или градоначальник, а при Временном правительстве комиссар) предлагалось осуществлять органам судебной власти, к которым мог апеллировать любой гражданин{683}. Состоявшееся 6 (19) ноября объединенное заседание городской управы, комиссии по гражданскому управлению, комитета общественной безопасности и представителей думских фракций согласилось с этой точкой зрения и предложило передать административно-технические функции комиссариата городской управе{684}. Канцелярия городского комиссариата существовала еще некоторое время (в новом помещении по Театральной ул, 48-б){685}, однако городского комиссара в Киеве больше не было.

4 (17) ноября в городском (оперном) театре состоялось объединенное заседание Советов рабочих и солдатских депутатов (с участием представителей воинских частей, фабрично-заводских комитетов и профессиональных союзов), повлиявшее на дальнейший ход борьбы за власть.

С самого начала заседание пошло по сценарию, желательному для большевиков. Председателем был единогласно избран Георгий Пятаков. Он предложил почтить память рабочих и солдат, павших во время октябрьских боев. Все встали. Хором исполнили «Вы жертвою пали в борьбе роковой».

Представители киевских Советов Титаренко, Пащенко и Галак, присутствовавшие на Всероссийском съезде Советов (том самом, который «оформил» переход власти к Совнаркому), рассказали о петроградском восстании. После этого перешли к вопросу о текущем моменте и организации власти.

Большевик Александр Горвиц повторил уже известную к тому моменту формулу: «Вся власть Советам». Центральная Рада, сказал он, должна быть переизбрана на съезде Советов. «Ни с комиссарами центрального правительства, ни с комиссарами рады, – сказал он, – советы власти на местах делить не должны».

Все как один остальные ораторы выступили против большевиков. Все требовали создания «однородной» демократической власти, с включением представителей всех партий, и соответственно выступали против ленинского правительства. Особенно яркой была речь бундовца Моисея Рафеса.

Я хочу, – сказал[,] обращаясь к большевикам, М. Г. Рафес, – вылить ушат холодной воды на ваши разгоряченные победой головы. Вы получили власть не потому, что на вашу сторону перешло большинство народа, а исключительно в результате военного переворота. Но долго властвовать, опираясь на штыки, пулеметы и пушки, нельзя. Для того, чтобы упрочить свою власть, вы должны дать стране, широким народным массам реальные блага, чего вы не в состоянии сделать, будучи изолированными от всей остальной революционной демократии.

Не поддержал большевиков и председатель Совета солдатских депутатов украинский эсер Никифор Григорьев. Вместо краевого съезда Советов, сказал он, целесообразнее как можно скорее созвать Украинское учредительное собрание; пока же власть в крае (Украине) должна принадлежать нынешнему составу Центральной Рады.

После дебатов перешли к голосованию – и результаты его оказались неожиданными.

Голосовали не за общую резолюцию, а по трем отдельным вопросам:

1) Какая должна быть центральная власть?

2) Какая должна быть власть на Украине?

3) Какая должна быть власть в Киеве?

По первому вопросу собрание большинством голосов (433 «за») признало, что центральная власть должна принадлежать советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Предложение о передаче власти однородному социалистическому министерству набрало всего 119 голосов.

По второму вопросу было единогласно признано: властью на Украине является Центральная Рада. Но… был поставлен дополнительный вопрос о необходимости «реконструкции» Центральной Рады, который был решен положительно (424 голоса против 76). После этого был положительно (389 голосов «за») решен вопрос о необходимости немедленного созыва всеукраинского съезда советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, который и должен реконструировать Раду.

По последнему вопросу голосовалось три предложения – власть в Киеве должна принадлежать: 1) Советам рабочих и солдатских депутатов; 2) городской думе; 3) смешанной комиссии из представителей думы и Советов, на паритетных началах. Первое предложение собрало 438 голосов «за», второе – 10, третье – 14.

Таким образом, хотя большевики оказались в традиционной для себя позиции «против всех», они одержали (локальную) победу. Советы проголосовали за их требования. На этом же заседании решено было немедленно слить Советы рабочих и солдатских депутатов в одну организацию, с единым исполнительным комитетом, который и будет осуществлять власть в Киеве{686}.

Но, конечно, одно дело – решить, а другое – воплотить решение в жизнь.

Цензура, реквизиции и праздник

Тем временем прозвучали своего рода «тревожные звонки».

Восемь месяцев, прошедших с Февральской революции, в стране была вполне реальная свобода слова. В Киеве только один раз за всё это время по распоряжению властей закрыли газету – «Киевлянин», на два дня, после корниловского мятежа. Теперь же свобода прессы серьезно пострадала.

Началось с приостановки «Киевской мысли». Правда, не из-за цензуры, а из-за забастовки. На собрании 30 октября (12 ноября) рабочие этой газеты решили не присоединяться ко всеобщей забастовке – но затем из-за угроз вынуждены были прекратить работу{687}. Вечерний выпуск в тот день еще вышел; следующие два дня газета не выходила, а 2 (15) ноября издание возобновилось.

Хуже было с еврейскими социалистическими газетами «Фолкс цайтунг» и «Нойе цайт». Военно-революционный комитет потребовал от них подчиниться требованиям цензуры. Газеты отказались подчиняться и предпочли не выходить{688}.

31 октября (13 ноября) из киевских газет на русском языке вышел один «Киевлянин»{689}. Однако следующий его номер вышел… через девятнадцать дней.

Около полудня 31 октября (13 ноября) в помещение редакции «Киевлянина» явилась группа солдат 2‑го Украинского полка (то есть полуботковцев) и заявила, что по постановлению полкового комитета (!) издание газеты приостанавливается, а последний номер конфискуется. Проведя обыск в кабинете редакции, солдаты затем отправились