Ловец снов - Стивен Кинг

Генри пришли на память наспех пройденный в колледже курссудебной медицины, толстый учебник с фотографиями, мрачными, зачастуютошнотворными снимками с мест преступлений. Ему долго не давал покоя один: жертвуубийства бросили в лесу, но обнаженное тело обнаружили дня через четыре. Назатылке, под коленями и между ягодицами успели вырасти поганки.

Четыре дня. Все же четыре дня. Но еще утром в доме не былони следа этой пакости, а ведь прошло всего…

Генри посмотрел на часы и увидел, что они остановились набез двадцати двенадцать. А вместе с ними и время.

Он повернулся и заглянул за дверь, отчего-то убежденный, чтотам что-то прячется.

Нет. Ничего, кроме «гаранда» Джоунси, прислоненного к стене.

Генри уже было отвернулся, но тут же сообразил: на ружье нетгрибка. Генри схватил «гаранд». Заряжен, поставлен на предохранитель, одинпатрон в стволе. Генри повесил ружье на плечо и снова вернулся к противномукрасному вздутию, пузырившемуся у двери ванной. Здесь сильнее ощущаласьэфирно-серная вонь, смешанная с чем-то совсем уж омерзительным. Генри медленнопресек комнату, направляясь к ванной, вынуждая себя продвигаться шаг за шагом,боясь (и все больше убеждаясь), что красный горб с серыми придатками в видераздвинутых ног — это все, что осталось от его друга Бивера. Еще минута — и онувидит спутанные пряди длинных черных волос Бива или его ботинки «ДокторМартенс», которые Бивер называл своей «декларацией солидарности с лесбиянками».Почему-то он вбил себе в голову, что «Доктор Мартенс» — некий тайный знак, покоторому лесбиянки узнают друг друга, и переубедить его оказалось невозможным.Кроме того, он пребывал в твердой уверенности, что миром правят некие личности,носящие имена Ротшильдов и Гольдфарбов, и вероятнее всего, отдают приказы изглубоко законспирированного бункера, высеченного в скалах Колорадо. Бивер,который всем удивленным восклицаниям предпочитал «трахни меня, Фредди»…

Но как можно с уверенностью сказать, что уродство в Дверяхванной когда-то было Бивом или вообще кем-нибудь? Все это одни домыслы. Силуэт?Но это еще ни о чем не говорит.

В губчатой массе что-то блеснуло, и Генри наклонилсяпоближе, одновременно задаваясь вопросом, не дали ли микроскопические спорыгрибка всходы на влажных незащищенных глазных яблоках.

Блестящий предмет оказался дверной ручкой. Рядом валялсяпоросший красновато-золотым пушком рулон изоленты. Генри вспомнил оразгромленном сарае, опрокинутых коробках, выдвинутых ящиках. Может, именно этоискал Джоунси? Проклятую изоленту? Что-то в голове — может, очередной щелчок, аможет, и нет — подсказало, что так и было. Но зачем? Во имя Господа, зачем?!

За последние пять месяцев мысли о самоубийстве посещали егочаще и оставались все дольше, треща в голове на своем тарабарском наречии.Любопытство и любознательность почти покинули Генри. Зато сейчас любопытстворазбушевалось на полную катушку, словно пробудилось страшно голодным и теперьтребовало все новой пищи. Но накормить его было нечем. Может, Джоунси хотел наглухозалепить лентой дверь? Да, но от чего он пытался отгородиться? Он и Бивнаверняка знали, что это не спасет от грибка, который попросту протянет своиползучие пальцы под дверь.

Заглянув в дверь, Генри издал странный горловой хрип иотшатнулся. Какое бы безумное непотребство здесь ни творилось, нет никакихсомнений: все началось и закончилось в ванной. Комната превратилась в краснуюпещеру, голубой кафель почти исчез под мхом. Низ раковины и унитаз тоже неизбежали нашествия. Крышка сиденья откинута на бачок, и хотя Генри не могутверждать наверняка — слишком густо все поросло грибком, ему показалось, чтосиденье треснуло и топорщится обломками внутрь. Душевая занавеска превратиласьв некое подобие бархатного театрального занавеса, хотя была сорвана почти совсех колец (с которых, в свою очередь, свисали мохнатые бороды) и лежала вванной.

Через бортик ванны, тоже поросший бахромой, перекинуласьодетая в тяжелый ботинок нога. «Доктор Мартенс». Генри не нужно было дажеприсматриваться. Похоже, он все-таки нашел Бивера.

Откуда-то нахлынули воспоминания о том дне, когда они спаслиДаддитса, такие яркие и живые, словно это было вчера. Бивер в своей потертойкожаной куртке, Бивер с коробкой Даддитса в руках, Бивер с улыбкой, говорящий:«Тебе нравится мультик? Но они никогда одежду не меняют…» И тут же добавляет…

— Трахни меня, Фредди, — крикнул Генри оскверненному дому. —Это он сказал, он всегда так говорил.

Слезы хлынули из глаз, побежали по щекам. Именно та влага, вкоторой нуждался грибок, и судя по джунглям, выросшим в унитазе, это еголюбимая среда. Так что сейчас он, кажется, получил благодатную почву.

Но Генри было все равно. Теперь у него есть ружье Джоунси. Иесли грибку вздумается попировать на его теле, он постарается убраться задолгодо того, как настанет время десерта.

Если до этого дойдет.

Возможно, и дойдет.

5

Он был уверен, что видел в углу сарая остатки старого ковра.Может, стоит вернуться за ними? Бросить на пол в ванной, подойти поближе изаглянуть в ванну. Но к чему? Он знал, что это Бивер, и не имел особого желаниявидеть старого друга, автора таких изощренных непристойностей, как «поцелуйменя в задницу», поросшего красным грибком, словно тот обескровленный труп вмедицинском учебнике, украшенный колониями поганок. Если бы это могло вкакой-то мере объяснить случившееся, тогда он, вероятно, решился бы. Но Генрисчитал такое весьма сомнительным. Пока что больше всего ему хотелось смытьсяотсюда. От вида грибка мороз шел по коже, но не только это было причиной егострахов. Еще неприятнее было ощущение, что он не один.

Генри отступил от двери ванной. На столе лежала книга вмягкой обложке, на которой танцевали дьяволята с вилами. Должно быть, очередноеувлечение Джоунси. Но и дьяволята не отпугнули вездесущий грибок.

Внезапно Генри сообразил, что с запада доносится мерный гул,быстро превратившийся в сплошной громовой раскат. Вертолеты, и на этот раз неодин. Много. Большие. И летят, кажется, совсем низко, на уровне крыши.

Генри невольно пригнул голову. Перед глазами замелькалибесчисленные кадры из фильмов о вьетнамской войне, и в эту минуту он был почтиуверен, что они расчехлят пулеметы и польют дом свинцом. Или напалмом.

Туча прошла, не разразившись дождем, но так близко, чтозадребезжали чашки и тарелки на кухонных полках. Как только шум стал стихать,превратившись в отдаленное жужжание, Генри выпрямился. Может, они летят, чтобыпоучаствовать в массовом убийстве животных на восточном конце Джефферсон-тракт?Нужно немедленно уматывать отсюда, и…

И что? Что потом?

Пока он размышлял над этим вопросом, из спальни внизупослышался звук. Вернее, шорох. И все тут же стихло, так надолго, что Генри ужеупрекнул себя за чрезмерную живость воображения. Молчание сменилось тихимищелчками, стрекотом, словно где-то завели механическую игрушку: жестянуюобезьянку или попугая. Генри поежился. Во рту мгновенно пересохло. Волоски назатылке стали дыбом.