Серая мать - Анна Константиновна Одинцова

почувствовал, как холодный кончик лезвия вдруг уколол шею сбоку от кадыка.

– …виноват будешь ты.

7

На вежливый стук костяшками никто не открыл. Выждав еще немного, Олеся загрохотала в дверь кулаком. Зубы за плотно сомкнутыми губами сжались до боли.

Не дождавшись, пока кто-то из Хлопочкиных откроет дверь, она рванула ее на себя. Так и есть, не заперто. Их жилище встретило незваных гостей все той же звенящей тишиной.

– Есть кто?

Олесин оклик остался без ответа. Вспомнилась опустевшая квартира женщины в красном, куда они с Семеном заглядывали вечность назад. Только теперь страшно не было. Теперь она могла постоять за себя.

Олеся прошлась по запылившимся комнатам, заглядывая во все углы. Следом семенил притихший Толенька. Чуть поодаль от них шел Семен. Никто больше не подавал голоса. Квартира выглядела заброшенной. Все вокруг выцвело, и дело было не только в слое пыли, скрадывающем цвета предметов. Поблекли сами вещи. Так бледнеют и увядают цветы, когда в привлечении насекомых больше нет надобности.

В последнюю очередь заглянули в спальню.

На краешке двуспальной кровати, сдвинув в сторону скомканное одеяло, сидел Хлопочкин. Седая поросль топорщилась вокруг лысины, на бесформенной майке появилось еще больше жирных следов. На полу, вместе со сброшенной с постели подушкой в посеревшей от грязи наволочке, валялись консервные банки.

Торопливо взрезанные крышки ершились неровными краями, внутри виднелись размазанные по стенкам остатки. Стоящий рядом комод зиял прямоугольной дырой на месте выдернутого верхнего ящика. Сам ящик, на треть заполненный помятыми упаковками таблеток, лежал посреди кровати.

– Таблеточки после еды… – почти нараспев пробормотал Виктор Иванович, не замечая вошедших. – Это вам не шуточки… Надо принять как положено, и все пройдет…

Перепачканной в масле рукой он выудил из очередной банки последний кусок сардины и отправил в рот. Опустевшая жестянка полетела на пол к остальным. Наспех обтерев ладонь о засаленные спортивки, Виктор Иванович подтянул к себе ящик с лекарствами.

– Ну вот… От давления, от сердца и от желудка тоже… От всего… И все пройдет…

Грязные пальцы раздирали картонные пачки, хрустели пластиком и фольгой, извлекали одинаковые серые таблетки и пропихивали их между блестящими от жира губами сразу по несколько штук. Челюсти Хлопочкина ритмично задвигались, с хрустом перемалывая лекарства.

Непривычное гадливое любопытство, сосущее под диафрагмой, не позволяло Олесе ни остановить соседа, ни отвернуться и уйти. Было в этом странном зрелище нечто завораживающее, нечто… волнующее. Почти такое же волнующее, как кровавое сопротивление плоти, пронзаемой ножом.

Интересно, все эти таблетки – копии или настоящие? Если настоящие, то…

Посмотреть, что будет дальше, помешал Семен. Отпихнув Толеньку, он обогнул Олесю и схватил соседа за руку, подносящую ко рту новую порцию таблеток.

– Виктор Иваныч, стойте!

Хлопочкин поднял на Семена мутноватый взгляд не до конца проснувшегося человека.

– Виктор Иваныч! – Семен встряхнул его руку, и кругляши таблеток посыпались на кровать.

– Ты что творишь, гаденыш? – Взгляд Хлопочкина мгновенно посуровел, лицо и лысина налились кровью. – А ну отцепись! – Вырвавшись из руки Семена, он торопливо сгреб раскатившиеся по простыне таблетки.

– Да успокойтесь вы! – Семен предпринял еще одну попытку отобрать лекарства, но почти сразу отшатнулся, зажимая неглубокий порез на шее. Виктор Иванович, сгорбившийся над грудой разодранных упаковок, глядел зверем. В выставленной вперед подрагивающей руке был зажат консервный нож. – С-сука! – прошипел Семен, осторожно отнимая ладонь с несколькими каплями крови от шеи.

Всего лишь царапина. Повезло.

(Повезло ли?)

Олеся отвела взгляд в сторону и отошла к окну. Нет, разумеется, она не хотела, чтобы Хлопочкин навредил Семену, просто…

(Просто хотела сделать это сама?)

Просто решила выглянуть в окно, вот и все. Посмотреть на ненастоящий двор, пока Семен пытается привести в чувство свихнувшегося соседа. Хотя в этом случае ей, похоже, придется простоять так до скончания времен.

Зачем она вообще поперлась сюда? С самого начала было ясно, что эти старики им не помощники, а в таком состоянии – тем более! И где, интересно, жена Виктора Ивановича? Лежит под кроватью с дырой от консервного ножа в горле?

Взгляд наконец сфокусировался на происходящем снаружи, и Олеся сказала:

– Смотрите!

Семен и Толенька тоже подошли к окну. Вымерший двор внизу пересекала одинокая фигурка. Тонкие ноги в туфлях неловко переступали по серому каменному крошеву, из-под расстегнутого домашнего халата цвета вареной колбасы виднелся белый подол сорочки. Алла Егоровна.

– Куда идет ваша жена? – Олеся обернулась к Хлопочкину, но тот будто и не слышал: покончив с таблетками, он принялся рвать упаковки и засовывать в рот кусочки картона.

– Серая Мать забирает ее, – ответил вместо него Толенька. – Зовет к себе.

– Надо ее остановить, – и Семен вышел из спальни.

Олеся посмотрела ему вслед. На середине коридора он оглянулся.

– Ты со мной? – бросил Семен. – Или она просто старуха и пусть тогда подыхает?

Щеки Олеси погорячели.

(Лучше не зли меня).

Что ж, если он именно так понял ее слова… Впрочем, чего еще ожидать от человека, носящего при себе дозу даже тогда, когда его жизнь летит псу под хвост? Пусть катится к черту со своими обидами!

Ничего не ответив, Олеся пошла следом. Конечно же, она не желала Алле Егоровне смерти. Вовсе нет.

(Хоть эта старуха действительно бесполезна).

С чего это вообще пришло в голову Семену?

(Он долбаный торчок, вот с чего).

Когда Олеся убила птицеящера, который напал на этого торчка, он не слишком-то возражал, а теперь… Хотя, разумеется, она не собиралась убивать Аллу Егоровну!

(Незачем убивать без причины. Пусть каждый выполняет свое предназначение).

Вот именно. Только маньяки убивают без причины.

Поглощенная своими мыслями, Олеся не заметила, как закончилась череда ступенек. Когда они вышли из подъезда, Семен поспешил вперед: Алла Егоровна уже сворачивала за покосившиеся панцири гаражей.

– Алла Егоровна! Стойте!

Олеся успела подумать, что то же самое он сказал Хлопочкину, прежде чем тот попытался воткнуть нож ему в горло. А потом Семен ухватился за рукав халата, расчерченный стежками на ромбики.

– Алла Егоровна, куда вы…

Закончить фразу он не сумел. Аллочка обернулась, и в первое мгновение Олесе показалось, что к ее лицу приложили два сырых стейка с кровью.

– А я ас снаю, – Алла Егоровна выталкивала шепелявые слова наружу, как будто не ощущая боли, не замечая кровоточащей содранной кожи и оголившихся челюстей. Спокойный взгляд ее глаз, окаймленных кругами из размазанной косметики, был устремлен на Толеньку, все это время тихой тенью следовавшего за молодыми людьми. – У ас ищо деа-ачка ыла… Иленькая такая… С са-ачкой розо-ой ходила се ремя…

Толенька, с бесстрастным интересом наблюдавший за происходящим, вдруг побледнел; это было заметно, несмотря на серые