Танцующая на ветру - Наталия Терентьева

Я пожала плечами. Можно-то можно, кто мне вообще что запретит в этом мире, но я не очень люблю вино, точнее, состояние, когда я веселюсь без причины. А я, выпив, начинаю именно веселиться, болтать, громко разговаривать. Мне хочется танцевать, куда-то идти… Потом это проходит, и становится неприятно, стыдно и тяжело. Поэтому, раз попробовав вино, два, я стараюсь всегда ускользать от таких ситуаций, когда или необходимо выпить со всеми, или к тебе будут все приставать, смеяться, ждать, когда же ты, как и все, опрокинешь в себя стакан с веселящим напитком. Не все веселятся до упаду, но со мной происходит именно так.

– За встречу надо выпить! – задорно сказал Ростовцев.

Так иногда интересно в пожилом и даже старом человеке вдруг увидеть того, кто внутри. Ведь стареющее тело – это тело, с которым трудно что-то поделать. Человек не виноват, что у него прыщи или морщины. Плакала женщина несколько месяцев, и у нее пролегли морщины – на лбу, у рта… Я помню, у нас Любовь Игоревна, воспитательница в детдоме, на глазах постарела, за одну зиму. У нее дочка болела, Любовь Игоревна билась с ней одна, возила в Москву, денег ни на что не хватало, не доедешь, в больнице оставила – ей там стало хуже, не от того лечили, наверное. Любовь Игоревна отчаивалась, нас ругала на чем свет стоит, незаслуженно на всех набрасывалась и старела на глазах. Кажется, когда человека видишь часто, не замечаешь, что он меняется. А я видела – нависают веки, опускаются щеки и все глубже и длинней морщины, с каждым днем.

И в Ростовцеве, сквозь старое, не дряхлое, но очень старое тело, сейчас вдруг проглянул озорной молодой мужчина. Бровями повел, глазами сверкнул, довольно глупо засмеялся. Я тоже улыбнулась.

– Ну, что же ты, внученька? За встречу, а?

– Хорошо, – поколебавшись, сказала я. – Только совсем немного, а то я буду громко смеяться и танцевать.

– Ты умеешь танцевать?.. – обрадовался Ростовцев. – Вот это сюрприз! Как Галочка? Вот, вот, я же знал… Покажешь? Станцуешь мне? Да как же это… Я же сразу увидел… Просто невероятно… Галочкина внучка танцует… Галочкина и моя… – Он провел мне рукой по голове. – А учишься ты хорошо?

Я кивнула. Если я сегодня от избытка эмоций не сойду с ума, то уже хорошо.

– Ну как же… – продолжил Ростовцев, открывая штопором красивую темную вина с черной этикеткой. – Галочкина внучка, конечно, танцует… Так, может, тебе в РАТИ поступать? В театральную академию? На хореографа… В балетное уже поздно. Ты же не балет танцуешь? Высокенькая такая…

– Не балет… – покачала я головой. – Просто современные танцы… Ну и еще там разные… латино-американские бальные танцевала, но мне не очень нравилось… Потом просто постановки хореографические… У нас в школе были занятия… педагог-хореограф молодой…

– Приставал к тебе? – вдруг весело спросил Ростовцев. – Как же, как же… К такой как не приставать!.. А, скажи? Ну-ка, ну-ка, деду можно рассказать…

Я неопределенно кивнула. Не буду я на эти темы с ним говорить, неловко. Зря даже я разболталась.

– Ну, давай. – Ростовцев налил два полных бокала вина и протянул один мне. – За прекрасную встречу, волшебную, подаренную нам судьбой!

Я взяла из его рук бокал и неуверенно улыбнулась. Здорово все, конечно, но как-то немного странно. Я бы лучше с дедушкой сейчас выпила чаю… И съела бы бутерброд… Большой… Или макарон… Если бы с маслом и сыром, вообще хорошо бы было…

Ростовцев пил, поглядывая на меня и шевеля бровями, это было очень забавно. Старые люди разные. Есть такие, в ком как будто уже проглядывает смерть. И это страшно. Я видела таких. Мне кажется, что в моих стариках, которым я помогаю, в каждом в некоторой степени проглядывает смерть, особенно в Петре Львовиче. Как он иногда задумается, лицо такое странное становится, как будто неживое… Может быть, я это все придумываю. Просто боюсь старости. Но в Ростовцеве, несмотря на то что ему скоро будет восемьдесят, видна жизнь – активная и бодрая. Просто лицо старое, шея, руки. Но все не дряхлое. Он заметил мой взгляд.

– Что? – шутливо подбоченился Ростовцев. – Слишком стар?

Я побыстрее опустила глаза и отпила вино. Оно оказалось терпкое, вкусное, некислое. Стало сразу теплее, веселее… О, я это ощущение знаю… Еще пару глотков, и я стану другой на время. Начну, хохоча, болтать обо всем, что совершенно не нужно моему дедушке знать – о дикой ревности Паши, о том, как он гонялся за мной по нашему двору, о дяде Грише, нашем стороже-философе, который спасал меня от Паши, о Викторе Сергеевиче, который все настойчивее и настойчивее склоняет меня к близости, я же это отлично вижу – что его бескорыстная забота как-то трансформировалась за последний год… И о другом всяком расскажу. О бедности, о мечтах, о танцах, которые я на самом деле очень люблю. Мне никогда не приходило в голову, что я люблю танцы из-за своей бабушки, из-за того, что она была балерина. Балет – это балет, а танцы Виктора Сергеевича – это другое. Но ведь мне и он, и остальные говорили, что я рождена для танца, а я только отмахивалась…

Я отпила еще вина. Может быть, я стану танцовщицей? Буду танцевать на сцене… А как же русская литература? Пушкин, Достоевский и Толстой? Куприн и Бунин… Да ну их! Ненавижу Куприна, особенно Бунина… Мне это показалось очень смешным, и я так и сказала Ростовцеву.

– Ненавижу Куприна и Бунина!

– Ты пей, пей! – ответил мне Ростовцев. – Сейчас курицу разогреем. Лена мне курицу жарила.

– Лена – это ваша жена? – зачем-то спросила я, хотя помнила, что Лена – это дочь.

– Нет, Лена – это моя дочь, – улыбнулся Ростовцев. – Очень хорошая женщина, я тебя с ней познакомлю. Очень заботливая. Только детей у нее нет, к сожалению, Бог не дал.

– А почему она… – Я хотела что-то спросить, забыла. Сильно ущипнула себя за мочку уха. Кажется, я запьянела. Я засмеялась. Просто так, ни от чего. От звука своего смеха мне стало еще смешнее, я увидела свое отражение в окне и совсем залилась смехом. Ростовцев смеялся вместе со мной.

– Ну что, станцуешь для меня? – спросил он.

– Да! – крикнула я.– Обожаю танцевать! – Я расставила руки в разные стороны. Они были легкие, поднимались как будто сами. И ноги мои стали легкие-легкие, тело все закружилось, еще без музыки… Я и без музыки могу сколько угодно танцевать… Как же я соскучилась о танцах! – Можно музыку? – спросила я. – Такую… вот… – Я напела развеселую русскую песню.

– О, ты еще и поешь хорошо… – обрадовался Ростовцев. – А где будешь танцевать, Галочка? Стол освободить тебе? – засмеялся Ростовцев. – Да знаю, знаю, что ты Руся, просто хочется так тебя называть… Сейчас мы все уберем. Галочка моя – она часто на столе танцевала… Тебе кофточка не мешает? А то, хочешь, сними…

– Мешает! – Я скинула свой темно-серый свитер, осталась в белой блузке.

– Так лучше… – улыбнулся Ростовцев. – А то что за танцы в свитере… Сейчас мы музыку включим… Ой, подожди, Лена звонит… – Он взял трубку, сделал мне знак, чтобы я ничего не говорила. – Да, дочка… Да, дома… Что сказали? А, нет… Это так… Да нет… Все хорошо. Нормально спектакль прошел. Нет, не забыл. Выпил все, две до ужина и две после. Хорошо. Спать буду ложиться. Завтра телевидение, но вторая смена, мне к трем.