Времена не выбирают. Книга 1. Туманное далеко - Николай Николаевич Колодин
Шрифт:
Интервал:
Еще на стройке Сергей Сивков часто бюллетенил из-за желудка, гастрита или из-за чего-то другого. Мужики не всегда верили, ворчали, но относились, в целом, терпимо. У нас, надо сказать, вообще не было каких-то свар или склок, очень хороший, трудолюбивый и миролюбивый народ подобрался. Болезнь меж тем прогрессировала и перешла в онкологию. Он умирал медленно и мучительно. Я не раз заходил к нему поговорить, подбодрить и все стадии умирания наблюдал наяву. В последние дни он больше напоминал живую мумию, которой уже не требовалась еда в обычном понимании, зато требовались морфиноподобные препараты для снятия боли. Морфий не только притуплял боль, но и вызывал наркотическое возбуждение. Клава матери моей жаловалась: «Совсем спятил, дочку прихватывает, словно бабу какую-то, сам притом встать в туалет самостоятельно не может…
Сергей был первым покойником в нашем подъезде. Может, оттого похороны его стали горем общим.
Первый адрес памятен до слез, ибо это место…
Где без стука ходят в гости,
где нет зависти и злости…
Милый дом,
Где рождения встречают
И навеки провожают
всем двором…
Мы все учились понемногу…
Еще в середине учебного года в своей ШРМ я двинул в массы лозунг: «Есть три достойных профессии – артист, юрист и журналист!» Понятно, что учителя сразу заклеймили:
– Как же рабочий класс, рабочие профессии…
– А никак, кто хочет быть рабочим, пожалуйста. Не хочу трудиться в системе, где одни делают вид, что работают, а другие, что платят им…
– Как тебе не стыдно, Колодин, ведь ты же сам из рабочей семьи…
– Потому и не стыдно…
Получался не спор, а унылая перепалка. Другое дело – сами избранные профессии. К тому времени стало ясно, что артистическая стезя не для меня: собственные артистические данные если и не отсутствуют совсем, то крайне ограниченны. Следовательно, первым не быть, а стоять в массовках не по мне. Юристом стать мог. Люся Панкратова собиралась на юридический факультет не то в Горьком, не то в Иванове и приглашала за компанию. Разве мог я возражать? Но она передумала и с факультетом, и со мною. Да и славно, какой к лешему юрист из меня, если и за себя-то не всегда в состоянии ответить. Оставалась профессия журналиста – единственная, в которой, чувствовал, могу чего-то добиться.
К сожалению, для поступления на факультет журналистики мне не дали медицинской справки по причине плохого зрения. При этом сам глазной врач советовал поступать на филологический факультет педагогического института. Удивительно, что справка по форме 286 с моими глазами путь в журналистику закрывала категорически, а вот для преподавания русского языка с ежедневной проверкой кучи тетрадей открывала настежь. Спятить можно от такой избирательности. Но делать нечего, стал готовиться к поступлению в пединститут.
Собирал нужные документы, сохранился один, строго обязательный – производственная характеристика с интересным последним абзацем: «Он (то есть я) является редактором комсомольско~молодежной фабричной газеты, состоит членом добровольной народной дружины, без отрыва от производства успешно окончил 10 классов, а с марта месяца 1959 года, взяв на себя повышенные социалистические обязательства, борется за звание ударника коммунистического труда».
Ударником я не стал, но читать такое все равно приятно, тем более не помню, чтобы брал на себя в хозотделе какие-либо обязательства. Ну, серьезно, что это за ударник, да еще коммунистического труда, с метлой!
Как же билось сердце, когда поднимался по старой чугунного литья лестнице бывшего клуба дворянского собрания на Республиканской, 108. Какие планы строились и роились в сознании! Но повторилась история с поступлением в строительный техникум, только там первым вступительным экзаменом было изложение, а здесь сочинение. Результат тот же: дальше просят не беспокоиться.
И кто знает, чем завершились бы вступительные муки мои, если б не «наш любимый Никита Сергеевич». Именно в тот год Н.С.Хрущев провел очередную реформу, на этот раз высшего образования, заключавшуюся в том, что принимались в вузы, в основном, молодые люди, имевшие стаж работы не менее двух лет. Тогда же создали при вузах подготовительные курсы, наподобие послереволюционных рабфаков.
Заведующей подготовительными курсами назначили начальника отдела кадров пединститута Веру Васильевну Аполлонскую. Может, ей не хватало количества будущих абитуриентов или по какой иной неведомой причине, но она буквально уговаривала меня поступить на эти платные курсы. Меня же не очень тянуло на них, и не только из-за денег, скорее, не хотелось вновь погружаться в систему вечернего обучения, тягостную невероятно.
– Ты не раздумывай, – уговаривала Вера Васильевна, – и поступишь на следующий год.
– Точно?
– Да я сама тебя за руку на первый курс приведу.
Согласился. А что, те же четыре раза в неделю по четыре урока, как и в ШРМ, не привыкать.
Еще летом на праздновании 950-летия Ярославля познакомился с невысоким рыжеватым пареньком с улыбкой во весь рот. Оказалось, он также не поступил и идет на подготовительные курсы. Так я встретился со Стасиком Алюхиным, ставшим моим лучшим другом на все студенческие годы. Нас объединяло не только чувство юмора (оба почитали Гашека, Ильфа с Петровым, Козьму Пруткова), но и стремление стать журналистами.
Народ на курсах подобрался солидный. Со мной за одним столом сидел армейский капитан. Отличный мужик, окончивший школу еще до войны и забывший напрочь все, чему когда-то учился. Присвоение очередного звания постоянно откладывалось, поскольку майор относится к старшему командному составу и посему обязан иметь высшее образование. Уж как он, бедный, мучился! Дают задание: образовать причастие от глагола блестеть. Задумался капитан, а потом, смотрю, пишет: «блистатый». Конечно, я засмеялся, а он покраснел до самого подвортничка кителя и так посмотрел на меня! Застыдившись, молча написал ему в тетрадь: «Блестящий, может быть и прилагательным». Мы подружились. Капитан поступил-таки, правда, на биолого-географический факультет, где практически не было конкурса, и сразу получил майора.
В нашей компании курильщиков, собиравшихся у окна на лестничной площадке, были еще двое: Алик Василевский, позднее – наш однокурсник, и Юра Охотников – красавец писаный: высокий, стройный, черноглазый, чернобровый, с улыбкой Алена Делона. Он из нас самый остроумный, находчивый и, что важно, наиболее грамотный. Уровень культуры – потрясающий. Даже жена, и та профессиональная артистка. И вдруг где-то зимой страшная новость: Юру Охотникова убили. У него была шикарная полногабаритная квартира на проспекте Октября, тогда еще улице Гражданской. Его обнаружили лежащим в луже крови на полу. Что за
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!