Времена не выбирают. Книга 1. Туманное далеко - Николай Николаевич Колодин

две охотничьи собаки, достаточно рослые и, как все охотничьи, шерстистые. Потому для них он под уже имевшейся во дворе голубятней построил избушку. Конурой её назвать нельзя, ибо пусть не с гордо поднятой головой, но зайти туда можно было не на четвереньках. На четвереньках выходили, поскольку там же у него постоянно стоял бидон с брагой для выгонки самогона. До последней стадии, впрочем, дело не доходило, все выпивалось хмельным сладким зельем. В эти свои чертоги Вася звал обычно по одному, никогда – двоих. И там за стопочкой тянулся обстоятельный разговор, затягивавшийся порой до темноты. И что особенно обижало бабенок наших, ничего с улицы, тем более из окна они не видели, а на стук в дверь собачьей избушки находившиеся там никогда не откликались, замирая, ждали ухода искателей, чтобы продолжить интересное и увлекательное собеседование.

Получив квартиру, Вася ушел на моторный завод, где специализировался на перекладке сводов огромных плавильных печей, время от времени приходивших от высоких температур в негодность. Как сам рассказывал, особенно труден именно ремонт, так как приходилось вести кладку и перекладку внутри накалившейся и не успевшей остыть печи. Уровень квалификации его был столь высок, что нередко с завода приезжали за ним домой. Зарабатывал хорошо. Денег не жалел, но и не разбрасывался… При всем том замечалось стремление его находиться вне квартиры: на работе, на охоте, во дворе, под голубятней, где летом он нередко и ночевал, затащив туда остатки дивана. И не случайно, не по прихоти…

Жена его Нинка, работавшая на шинном заводе, не красавица, но и не страшилище какое-то, вполне даже ничего себе. Работящая, экономная, в редких разговорах с соседками разумная и даже в чем-то деловая, она имела один пунктик: помешана была на чистоте. Когда ни зайдешь к ним, все время у неё либо стирка, либо глажка. А веревка их во дворе с утра до вечера завешена простынями, наволочками, пододеяльниками и прочим бельишком. А кровать и диван без белья, с одними матрасами.

– Нинка, ты чего же белье-то не застилаешь? – поинтересуются соседки.

– На моих грязнуль не напасешься…

– Так если не стелешь, чего часто стираешь?

– Не поверите, бабы, уберу все в шкаф, через день гляжу: все запылилось…

Соседки с понимаем поддакнут:

– Ну да, ну, конечно…

А отойдя в сторону, крутят у виска пальцем: мол, совсем из-за угла трахнутая.

Говоря о своих грязнулях, Нинка имела в виду не только Васю, кстати, всегда подстриженного, выбритого и аккуратно одетого, но и сына малолетнего Юрку.

Сам свидетель, что, придя из школы, Юрка никогда в дом не попадал. На звонок мать выходила, забирала у него сумку и на лестницу выносила что-нибудь поесть на тарелке и что-нибудь попить в кружке. Юрка молча ел и пил, отдавал посуду матери и отправлялся на все четыре стороны. Домой запускался лишь вечером, чтобы сделать уроки, поужинать и лечь спать. Поскольку наша дверь напротив, то, не выдерживая, я затаскивал его на кухню и усаживал за стол. Так и вырос Юрка на лестнице. После армии стал работать там же, на моторном заводе. Отец купил ему мотоцикл. Наверное, первый и долгое время единственный во всей округе. Мотоциклом свел с ума Галю Шамурину из первого подъезда. Красиво они смотрелись на нем. Он – в отца чернявый, она – стройная блондинка, ему по плечо, пара – на загляденье.

После пышной свадьбы Юрка ушел от родной мамы в первый подъезд. Молодые родили сына, Вася нарадоваться не мог, на внука глядя. Но мотоцикл… Юрка гонял так, что пыль столбом вилась, и, в конце концов, не вписался в поворот. Хоронили всем домом.

Леша и Маша

Третий этаж. Прямо над нами квартира Балашовых. Маша, Леша и дочь их Ольга. Маша – самая близкая в доме подруга матери. Маленькая и худенькая, со спины – подросток. Наверное, хохлушка, такая же черноволосая, с глубоким провалом чернущих глаз, с крутой речью и вспыльчивым характером. На мой вопрос о национальности отвечала просто:

– Да кто же знает?

– А ты?

– А что я… Я даже возраста точного не знаю. Подозреваю, что значительно старше указанного в документах.

– Разве такое возможно?

– У нас все возможно.

Когда раскулаченным родителям маленькой Маши определил суд «ссылку и поражение в правах», саму её отправили в детский дом. Она прибыла туда без документов, поэтому, записывая данные, возраст определили на глазок, а поскольку она была очень маленькой, соответственно и года вышли малыми. Перед выходом на пенсию она уставала и с матерью делилась своими сомнениями:

– Чувствую, Зоя, что лет мне, как минимум, на шесть-семь больше.

Она приходила к нам посмотреть телевизор – маленький «Рекорд» в деревянном корпусе. Программа всего одна, и та, кажется, с шести и до десяти вечера. Из четырех часов вещания два с половиной новости и политические беседы вроде «Университета марксизма-ленинизма» и часа на полтора художественный фильм. Маша заявлялась в начале телевизионного вечера, забивалась в уголок дивана с ногами и минут через десять, максимум пятнадцать, засыпала тихо, спокойно, без храпа и вскриков, никому не мешая. Я будил её по окончании вечерней программы. Она спохватывалась:

– Что, уже всё?

– Всё-всё…

– Кино-то интересное.

– Да.

– А как называется?

– Маш, ты разок хоть дождись начала, может, понравится и не уснешь…

– Нет, обязательно усну, так у вас уютно, да и сны тоже интересные вижу.

Последний аргумент сражал наповал, возразить нечего. Остается пояснить, что Маша имела в виду под уютом.

Муж её Леша, неказистый и невзрачный мужичок, вечно взъерошенный, в очках с массивной оправой, удерживаемых за ушами на случай падения (падать им случалось часто) резинкой от трусов, отличался двумя чертами. Во-первых, способностью употребить спиртосодержащие жидкости в любом месте и в любом объеме. А учитывая неимоверное количество родни по всему «Перекопу» от Чертовой лапы до корпусов, отличаться приходилось частенько. Всякие двоюродные и троюродные братья, сестры, дяди, тети, коки и просто близкие люди, которые родство свое и сами затруднялись определить. Как-то на мой конкретный вопрос, с кем сегодня сидим за столом, он минуты через три выдал:

– С тетей Верой, которая живет у Градусова, ну, там, у рынка, да она еще на прошлом дне рождения была, завитая такая…

Припоминаю смутно, что напротив за столом была какая-то завитая бабенка, и не одна.

– Еённого дяди Миши, – продолжал Леша, – ну, ты помнишь – рябой и с фиксой стальной попереду…

Пытаюсь вспомнить, кажется, был кто-то или беззубый, или со вставными зубами.

– Так вот дяди Мишиного двоюродного племянника Сереги, он еще сел по хулиганке